5 декабря 2009 года… В Перми в ночном клубе «Хромая лошадь» отмечали восьмилетие заведения, народу — более 300 человек. В полночь запустили фейерверк, искра попала в потолок (а там слоеный пирог из пыли и декоративных прутьев)…

Позже спецы скажут: у людей было всего три минуты на спасение. Огонь распространился по клубу мгновенно, погас свет, сверху, над прутьями, расплавился пластик, по залу пополз едкий отравляющий дым. Вздохнув раз-два, люди теряли сознание, падали и умирали…

Погибли — сразу и в первые дни после пожара — 156 человек, более 80 получили ожоги и отравление угарным газом.

Виновники хотят на свободу

Виновными в пожаре признали восемь человек — это пиротехники, менеджеры клуба и сотрудники Госпожнадзора Прикамья, которые ходили в клуб с проверками, но не замечали несогласованную перепланировку (по документам «Лошадь» — кафе на 50 человек с огромными окнами, на деле — ресторан на 300 гостей с заложенными кирпичом рамами), горючую отделку потолка, узкие проходы…

В апреле 2013-го вынесли приговор — 39 лет тюрьмы на всех. Больше всех — 9 лет и 10 месяцев — дали совладельцу клуба Анатолию Заку. А бывший уже глава Госпожнадзора Пермского края Владимир Мухутдинов отделался штрафом в 70 тысяч рублей.

С тех пор прошло полтора года, и виновники решили, что им пора на свободу.

В октябре условно-досрочное освобождение пытался получить пиротехник, который организовывал смертельный фейерверк, Сергей Дербенев. Его осудили на пять лет общего режима. Но через год за примерное поведение перевели в колонию-поселение.

— Я отбываю наказание за преступление, совершенное по неосторожности. Каким я был раньше человеком, таким я уже и выйду. Исправлять меня, чтобы я не совершал новых преступлений, — это просто смешно, — объяснял суду, рассматривающему УДО, пиротехник, но получил отказ.

Дербенев подал апелляционную жалобу, но накануне ее рассмотрения в суд пришло гневное письмо от потерпевших:

«Человеку, виновному в смерти 156 человек, искалечившему сотни людей, оставившему 110 детей сиротами и полусиротам, надо целыми днями лес валить, а по ночам молиться. Условно-досрочное освобождение Дербенева — это плевок в лица 67 матерей, похоронивших единственных детей, оставшихся без внуков, средств к существованию и смысла жизни».

Жалобу Дербенева оставили без удовлетворения.

Исполнительный директор клуба Светлана Ефремова — она отвечала за персонал, меню, утверждала развлекательную программу — получила четыре года общего режима. Она тоже уже отбывает срок в колонии-поселении. И тоже просилась выйти условно-досрочно.

«Мы считаем, что Ефремова должна понести наказание в полном объеме, согласно приговору суда», — вновь вмешались потерпевшие и выиграли.

— Мы жили надеждой, что виновные в гибели наших родных получат заслуженное наказание, но что делают обвиняемые? Пожарный инспектор Наталья Прокопьева (она приходила в клуб с проверкой. — Ред.) еще во время суда родила ребенка и попала под амнистию, по нашей информации она уже дома, — возмущены матери, потерявшие в ночь пожара своих детей. — Хозяин заведения Анатолий Зак бесконечно находится не в колонии, а в больничной палате колонии Соликамска. Это нормально?

Наталью Прокопьеву (суд приговорил ее к четырем годам колонии-поселения) амнистировали прошлой зимой.

— У Зака тяжелое заболевание желудочно-кишечного тракта, он нуждается в медицинском наблюдении, поэтому в данный момент находится в тюремной больнице Соликамска, — сообщили нам в ГУФСИН.

Потерпевшие получают жалкие копейки

На суде пострадавшие и родственники погибших заявляли иски о компенсации морального вреда на 2 миллиона, 5, 10, 25…

Суд решил так. Те, у кого на пожаре погиб близкий человек, должны получить по полтора миллиона рублей. Пострадавшим, выжившим в том аду, положено по миллиону рублей.

Эти суммы разделили между всеми обвиняемыми. Только хозяин «Лошади» Зак должен потерпевшим в общей сложности 145 миллионов рублей. В Перми все знают, что Зак — миллионер. Ему принадлежит крупный торговый центр, он сдает площади под кафе, магазинчики, складские помещения… Еще пятикомнатная квартира, коттедж, машины, драгоценности, счета в банках и доли в уставных капиталах.

Но Зак, как только понял, что будет главным обвиняемым, будучи уже в СИЗО быстро оформил развод со своей супругой, с которой до трагедии вполне себе счастливо проживал в Испании.

Имущество, хоть уже и арестованное (для обеспечения исков потерпевших), поделили. Теперь Наталья Зак в судах пытается снять обременение со своей доли. А в это время бывшие партнеры бизнесмена судятся с ним за торговую недвижимость и доли в бизнесе…

И пока не разрешатся все эти тяжбы, приставы не могут реализовывать многое из собственности Зака.

Потерпевшим в этом пироге достались лишь унизительные крохи. Какой месяц приставы шлют отчеты, что продают с молотка нежилые помещения, драгоценности, золотые часы и Mercedes-Benz Зака. Только покупать это добро никто сильно не стремится.

— Процесс реализации имущества тянется очень долго, очень сложно найти покупателей, — говорят приставы.

— Есть мнение, что цена на имущество несколько завышена, — заметили мы.

— Цена определяется заключением независимых экспертов, с которыми у нас есть договор.

— Мне предложили забрать машину Зака, но разницу — авто стоит больше, чем он мне должен, — я должна была вернуть, — рассказала одна из потерпевших. — Я подумала и отказалась.

Во время суда развелся с женой и пиротехник Сергей Дербенев. Пиротехническую фирму переписал на родственников, сам — гол как сокол.

— Я добровольно отдаю потерпевшим всю свою пенсию, — кичился на суде по УДО Дербенев.

— Суммы, которые мы получаем, смешны и унизительны, — горько усмехаются потерпевшие. — За год, как приговор вступил в законную силу, Дербенев выплатил каждому по 433 рубля 91 копейке.

Его сын Игорь Дербенев (он запускал фейерверк) за все время не перечислил и 10 рублей: 99 копеек, 6 рублей 30 рублей…

— От Олега Феткулова (он работал арт-директором и придумал устроить в клубе фейерверк) не было ни копейки, от директора «Лошади» Ефремовой — по тысяче рублей, — показывают потерпевшие сберкнижки. — Мы уже не верим, что хоть кто-то из них с нами рассчитается, пусть хоть срок свой полностью отсидят.

В итоге за год на счета потерпевших было перечислено около 5 миллионов рублей. Раздели на всех — получается тысяч по 13 — 15.

Два последних месяца никаких выплат не было вообще.

Как сообщили нам в службе судебных приставов, все производства о взыскании компенсаций переданы для дальнейшего исполнения в Москву, в Управление по исполнению особо важных исполнительных производств ФССП России, поскольку дело имеет социально значимый характер и должно быть на постоянном контроле.

Мы позвонили в Москву, но там нам сказали, что только получили материалы, и пока давать комментарии рано.

«Дочке нужны фрукты и кровать-трансформер»

Ирина Банникова — самая тяжелая пострадавшая в том пожаре. Она живет с мамой и сыном в маленькой «двушке». Ира не может ходить, говорить, держать в руках ложку. Ее маме приходится на руках поднимать дочь, чтобы пересадить в инвалидное кресло, отнести в ванную…

— У дочки отросли длинные волосы, каждое утро я делаю ей прическу, а потом мы начинаем зарядку, — рассказывает Тамара Геннадьевна. — Иришка хорошо кушает, каждый день стараюсь покупать фрукты, творожок, мясо.

Женщина скромно молчит, что денег хватает только на самое необходимое. Из доходов — пенсия Ирины по инвалидности и пенсия ее мамы, на двоих — около 23 тысяч рублей. На эти деньги нужно покупать еду, лекарства, средства гигиены, одежду для маленького Кирюшки…

Ирина работала в «Хромой лошади» барменом почти пять лет с перерывом на рождение ребенка. У женщины почти не было ожогов, она надышалась угарным газом, сильно пострадал мозг.

Тамара Геннадьевна бросила работу и все эти пять лет борется за дочку, ни на секунду не сомневаясь, что Ира встанет на ноги.

— 31 декабря будем отмечать Ирочкин юбилей — 35 лет, я родила ее в 23.45 — новогодняя девочка, — улыбается женщина. — Недавно мы прошли очередной курс лечения в краевой больнице, врачи, увидев нас, просто ахнули: какой у нас прогресс. Очень жаль, что с нами перестала заниматься логопед, ведь Иришка уже начинала говорить: мама, Кир, Мари. Уже год прошел, а в поликлинике только обещают.

Тамара Геннадьевна уже давно мечтает купить дочке специальную кровать-трансформер, но таких денег в семье нет.

Дорогие читатели, если вы хотите помочь этой семье, реквизиты ниже.

Реквизиты счета: доп. офис № 6984/0182

Банк получателя: Западно-Уральский банк Сбербанка России

БИК 045773603

Кор. счет 30101810900000000603

Счет № 40817810949493533771/53

P.S. Помещение, где находился клуб «Хромая лошадь», долго стояло закрытым. Кому только не предлагали его чиновники. Здесь хотели открыть школу спасателей, модный книжный магазин, музей. Никто не согласился.

А на этой неделе появилась информация, что, возможно, там откроется реабилитационный центр.

А В ЭТО ВРЕМЯ

Полицейский, который спасал людей, получил майора и женился

О поступке пермского полицейского Муссы Ельмурзиева (тогда милиционера) «Комсомолка» уже писала. Он был в ту ночь в клубе и, когда начался пожар, вышел на улицу одним из первых — целый и невредимый. Но сразу бросился обратно в горящий клуб — спасать других.

Мусса увидел на полу девчонку, еще живую. Подполз к ней, схватил за плечи и дотащил до выхода.

Полицейский получил страшные ожоги — 45%, очнулся уже в самолете: его транспортировали в Москву.

У Муссы сильно обгорели руки, спина, нога, лицо. Он провел на больничной койке несколько месяцев. А за стенкой, в соседней палате реанимации, лежала спасенная им девушка, Надя Балашова.

— Общаешься с Надеждой?

— Конечно, мы созваниваемся, у нее все хорошо! А я ни на минуту не сомневался, что все так и будет. Надежда очень сильная девушка.

— Как твое здоровье?

— Со мной все в порядке, в последний раз я был в больнице в 2011 году, в институте Вишневского мне сделали операцию — убрали спайки на руках.

33-летний Мусса — уже майор полиции. Два с половиной года он находится в служебной командировке в Ингушетии.

— В апреле должен вернуться в Пермь. И не один — три месяца назад я женился на прекрасной девушке, ее зовут Тамара. Мы мечтаем о детях, хотим большую семью.

ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ

27-летняя Ирина Пекарская до сих пор прикована к постели

Еще одна очень тяжело пострадавшая — 27-летняя Ирина Пекарская. Как и Ирина Банникова, она почти не получила ожогов. Но отравление угарным газом едва не убило ее мозг.

В ночь пожара она была в «Лошади» со своим супругом. Мужчина вышел на улицу покурить. Когда понял, что в клубе пожар, пошел за женой, вдохнул едкий дым и начал терять сознание. Кто-то схватил Сергея за руки и вытащил на улицу.

«Она кричит так, что кровь стынет»

Несколько месяцев Ирина находилась на лечении в Москве, потом в Питере, а потом ее супруг нашел спонсоров, которые помогли отправить девушку на лечение в Германию, где она провела больше года, пока не кончились деньги.

Она стала реагировать на музыку, фильмы, начала узнавать близких.

В Пермь Иру привезли три года назад, с тех пор она находится в краевой больнице.

— Я проходил в неврологии курс лечения, лежал в соседней палате и чуть с ума не сошел за эти 10 дней, — позвонил на днях знакомый. — Бедная девушка. Она кричит так, что кровь в жилах стынет…

Мы поехали навестить Иру.

В палате отвратительный запах, пахнет затхлостью, немытым телом. В последний раз мы видели женщину года два назад. Тогда ее состояние было гораздо лучше: лежа в кровати, она занималась на тренажере, улыбалась, даже, казалось, все понимала…

Сейчас Ира лежит в кровати в той позе, в какой ее положили. Ни перевернуться, ни привстать не может. Она очень худая, не надо быть медиком, чтобы понять, что недостаток веса — критический.

Руки и ноги скрючены — так бывает, если их не разрабатывать. Рот открыт — нижняя челюсть впала. Пролежни — на руках, ногах.

Почему несчастная женщина в таком состоянии?

«Сменилось сто сиделок»

— По требованию краевого минздрава в нашем отделении для Ирины Пекарской выделена отдельная палата, — рассказывает заведующий неврологическим отделением Александр Желнин. — Из бюджета нам перечисляют средства на ее питание, лечение, уход. Однако гражданский супруг пострадавшей принял на себя обязательства сам нанимать сиделок для Ирины и оплачивать часть их заработка (часть — из бюджета). За эти три года сменилось человек сто. В основном жалуются на то, что им не платят.

Сиделки уходят, и Ирина, объясняет Александр Васильевич, остается без ухода.

Мы все равно не понимаем. Она же в больнице! Скрюченные кисти и ступни! Пролежни!

— Больная находится в вегетативном состоянии, в малом сознании, — продолжает завотделением. — Она дико кричит, пугая других пациентов, — это реакция на боль, на дискомфорт. Медсестры отделения, бросая дела, бегут к ней, успокаивают, вводят препараты, переодевают, по сути выполняют бесплатно чужую работу.

— Есть ли хоть минимальные шансы на выздоровление?

— Раны могут зажить за недели, месяцы. Когда травмирован мозг, все намного сложнее. Это уникальный человеческий орган. Он может начать восстанавливаться даже в самом тяжелом случае, но процесс этот очень и очень долгий.

— Что же делать с Ириной?

— Главный врач нашей больницы обратился в министерство социального развития с вопросом о том, чтобы перевести Пекарскую в психоневрологический интернат. Нас поддержала и прокуратура (она проводила проверку. — Ред.), которая пришла к выводу, что Ирина должна находиться в центре, где оказывают реабилитацию. Но чиновники прислали ответ, что готовы рассмотреть вопрос о переводе пациентки, но лишь с согласия ее законного опекуна.

— Мне предлагали психоневрологический диспансер. Я против, Ирине лучше здесь, в отдельной палате, в условиях стационара, — говорит Сергей, гражданский супруг Ирины.

Он, по его словам, сейчас хватается за любую работу, чтобы покупать жене лекарства и оплачивать сиделок.

— И таксую, и с рекламой знакомым помогаю. Я же бывший рекламщик. Когда нет сиделки, дежурю у Иры круглосуточно.

Дети — 5-летний Артур и 7-летний Саша — уже год живут в Березниках, с мамой Ирины.

— Сашка в первый класс здесь пошел, учительница его хвалит, — рассказывает 65-летняя Нина Васильевна. — Я справляюсь, но мне тяжело, я же инсульт перенесла, хожу только по квартире — инвалид 1-й группы. Ладно хоть пенсию хорошую платят — 18 тысяч. Отец их помогает по-возможности. Расходов много. Саше на питание в столовой — 400 рублей в неделю. То перчатка порвется, то ручку потеряет, сейчас на Новый год сдали деньги. На себя уж рукой махнула, халат не на что купить. Уж лучше мальчишкам мандаринов — они их очень любят.

— К Ирине не ездите?

— Куда же мне ехать, только плачу да молюсь. Позвоню в больницу, спрошу, как дела, и все.

«КОГДА СЫН НАДЕВАЕТ ПАПИНУ КРАСНУЮ КЕПКУ, Я ВЗДРАГИВАЮ: ОН ЕГО КОПИЯ»

— Иногда я вспоминаю тот вечер: повертела в руках телефон, хотела позвонить мужу, но посмотрела на часы: 12-й час ночи, скоро придет, — говорит Настя. — Если бы позвонила, сказала, что жду его, возможно, он бы успел уйти из клуба до пожара. Или бы я решила поехать к нему…

34-летний Андрей Попов был в клубе вместе с братом Александром и двумя друзьями. Погибли все…

— Я не знаю, почему никому из них не удалось спастись, я больше не могу об этом думать, — говорит Анастасия. После смерти мужа она осталась одна с двумя детьми — 7-летней Дашей и годовалым Захаром.

Признается, одной, без Андрея, без его поддержки, жить тяжело и, что гораздо хуже, тоскливо.

— Мы познакомились на празднике 9 Мая, мне тогда только исполнилось 18, — вспоминает Настя. — Андрей был очень романтичным, красиво ухаживал. Через три года поженились, у нас была идеальная семья. За все годы мы ни разу даже не поругались. У нас прекрасные дети — красивые, здоровые, дай Бог, будут счастливыми. Я очень благодарна Андрею за них…

Дети для Насти — их интересы, заботы, проблемы — на первом плане.

— Я работаю водителем у детей, — улыбается молодая мама. — У Захара — пение, плаванье, карате, воскресная школа, у Даши — танцы, уроки. Конечно, мне очень помогает мама, родители Андрея, но все равно — теперь мне приходится рассчитывать только на себя, самой решать все проблемы. И дело даже не в финансах, элементарно — гвоздь прибить или лампочку скрутить — некому.

— На что же вы живете?

— На пенсию, которую получаем по потере кормильца: 6136 рублей на каждого. От осужденных за все время пришло в общей сложности тысяч 13.

— Дети помнят отца?

— Дашка, конечно, помнит, но я стараюсь поменьше о нем с ней разговаривать. Она все держит в себе, не всегда поймешь, что у нее в душе. Захару сказали, что папа спасал других людей, но сам погиб. Андрей очень любил гонки, постоянно носил красную кепку с надписью Ferrary. И Захар ее любит, как оденет — у меня сердце вздрагивает, просто копия. Говорит мне: «Вырасту, буду как папа строителем, и построю тебе дачу».

— Настя, ты такая молодая, такая красивая… Как бы сказали наши мамы: свою-то жизнь тоже надо устраивать.

— Я понимаю, что жить только интересами детей — это не совсем правильно, но по-другому я пока не могу. Может быть, со временем…

«СМОТРЮ НА ВНУЧЕК — КАК БУДТО ДЕТИ МОИ СИДЯТ»

В той трагедии Наталья Заморина потеряла дочь, сына и сноху. Максим Заморин, его жена Маргарита и сестра Елена отмечали в «Лошади» день рождения друга.

Максим погиб в клубе сразу, Риту долго не могли найти, была даже надежда, что ее отправили в Москву на лечение как неопознанную.

Чуда, к сожалению, не случилось — Маргариту опознали по ее милицейскому жетону (женщина работала старшим инспектором в кадрах)…

На службе Маргарита и встретила своего будущего мужа. Он видный парень, окончил Высшую школу милиции. Она умница, красавица. Чувства вспыхнули мгновенно.

У Риты и Максима остались двое детей. Рише сейчас 14, Георгию — 7, они живут с бабушкой, мамой Маргариты.

Сестра Максима Елена умерла от страшных ожогов в Москве. Она тоже работала в полиции, но потом перешла на службу в ГУФСИН — в женскую колонию. У нее тоже осталась дочка, Кристина — ровесница Ришы. Первое время она жила с Натальей Гавриловной, а потом переехала к отцу.

Девчонки учатся в параллельных классах и дружат.

— А я осталась с Варей, это кошка, Лена принесла ее недели за две до трагедии, — говорит Наталья Заморина. — Пять лет прошло, но боли в груди не стало меньше. Иногда закрутишься по хозяйству — вроде забудешься ненадолго, но потом снова — воспоминания, слезы… Риту я как родную дочь любила. Они там, на небесах, очень помогают мне. Чувствуют, когда плохо, и посылают своих детей. Обязательно в этот момент кто-то из внуков позвонит или забежит. Риша очень похожа на отца, а Кристина — на маму. Иногда смотрю на них — словно это не внучки мои сидят, а дети — Макс и Лена.