Музыкальный фольклор южного урала презентация. Уральская историческая энциклопедия фольклор музыкальный урала

К ИСТОРИИ И МЕТОДИКЕ СОБИРАНИЯ ПРЕДАНИЙ

I.

При исследовании история любого фольклорного жанра встает в качестве первоочередного вопрос об источниках, их научной достоверности.

Тщательное изучение источниковедческой базы диктуется спецификой фольклорного материала и сложностью его собирания и публикации. Тексты произведений собирались и публиковались в разное время, разными людьми, с различными целями. Следствием этого является необыкновенная пестрота материала, научный потенциал которого неодинаков. Наряду с точными записями встречаются полуфольклорные-полусфальсифицированные материалы, есть и прямые фальсификации, что закономерно выдвигает на первый план понятие «степень научной достоверности» источника, произведения.

Выяснение степени научной достоверности текстов - обязательный и весьма ответственный этап исследования-требует определенного объективного критерия оценки. Выработка такого критерия для каждого жанра - еще не вполне решенная в советской фольклористике задача. Проблемы фольклористической текстологии в историко-фольклористическом и эдиционном аспектах систематически рассматриваются на страницах фольклорных из­даний примерно с середины 50-х гг.. К настоящему времени достаточно четко «выяснено, что научная достоверность теистов обусловлена комплексом обстоятельств, среди которых существенную роль играют приемы собирания и записи произведений, подготовки текстов к печати, цели и задачи публикации, принципы издания. Фольклорные публикации последних лет убеждают в актуальности этой проблемы, так как фольклорная практика (как издательская, так и исследовательская) расходится с теми рекомендациями, которые содержатся в трудах по вопросам текстологии и которые, казалось бы, приняты советскими фольклористами. Эти обстоятельства делают необходимым выяснение приемов и методов собирательской работы в отдельных жанрах.

II.

В дооктябрьской фольклористике не велось специального собирания и изучения преданий. Отсутствует название этого жанра в видовой классификации русского фольклора в учебных пособиях. Не выделен жанр предания из «рассказов разного содержания» в программе 1917 г. для собирания произведений народной словесности. Советской фольклористике пришлось прокладывать методико-методологические пути собирания и изучения преданий, отбирая лучшее из собирательской методики дореволюционного времени.

От передовой дооктябрьской фольклористики советская наука унаследовала комплекс методических правил и приемов, проверенных на обширном практическом опыте: требование точности и полноты записи и в этих целях повторного прослушивания произведения; обстоятельной документации записанного произведения; внимания к личности сказителя (певца, сказочника и т. п.); записи его биографии; бережного отношения к исполнительству как творческому акту; записи вариантов.

Если в XIX в. в науке о фольклоре еще не было твердого сознания необходимости точной записи (этому требованию отвечали лишь отдельные сборники, например, «Онежские былины» А. Ф. Гильфердинга), то к 1917 г. это требование сформировалось как основное. Оно опиралось на собирательскую практику фольклористов начала XX в. - братьев Ю. М. и Б. М. Соколовых, Н. Е. Ончукова, Д. К. Зеленина и вошло в программы для собирания. Специальный раздел (Б) программы.предусматривает запись «рассказов разного содержания». Термина «предание» нет, раздел в жанровом отношении не дифференцирован, включает и воспоми­нания и сказки (пункт 26), но в подробное перечисление тематики входит тематика преданий: «...о разных народах... о местах, где скрыты клады... исторического содержания: о царях, героях, общественных деятелях... о прежних войнах, о политических событиях... воспоминания о прошлом, о крепостном праве».

Раздет «Б» содержит рекомендации, выполнение которых даст собирателю-исследователю материал об отношении народа к рассказываемому, о «внутренней обстановке» (Н. А. Добролюбов) исполнения, об условиях бытования и возможных источниках рассказов: «...Указать, как относится рассказчик к тому, что он рассказывает, как относятся слушатели... Какие обстоятельства располагают к рассказыванию... Какие книги и картины находятся в обращении в данной местности».

В 1921 г. состоялась Всероссийская конференция научных обществ по изучению местного края с докладом Ю. М. Соколова «Материалы по народной словесности в общем масштабе, краеведных работ». Были определены задачи собирания и изучения фольклора: «В первую голову собрать исчезающий материал уходящего прошлого, изучать влияние войны и революции на быт населения». Докладчик обратил внимание на то, что «почти исключительный интерес к «археологической» стороне устной поэзии, господствовавший в науке до последнего времени, затемнял ценность ее как живого голоса крестьянства о самом себе в наши дни». Конференция призвала к собиранию народных песен, частушек, легенд современности, чтобы будущие историки революции «имели бы больший материал о сменявшихся настроениях мате в том или другом крае». Эти правильные теоретические установки дополнялись методическими советами записи фольклорных произведений. В качестве основных, совершенно необходимых требований выдвигались точность и полнота записи, четкая и обстоятельная документация фольклорных текстов, внимание к личности певца, сказочника.

Направляй фольклористов на собирание «в массовом масштабе» материалов, отражающих современность, Ю. М. Соколов выдвинул задачу - систематическое их издание в научных целях. При этом требование научной достоверности выдвигалось в качестве основного и играло роль критерия при оценке публикаций. Примером может служить оценка книги С. Федорченко «Народ на войне». В 1921 г. Ю. М. Соколов, отмечая, что в книге собраны «легенды, сказания и просто разговоры», что «материал говорит здесь сам за себя», в то же время очень сомневался в научной достоверности материала, не паспортизованного, с очевидными признаками стилевой обработки: «Федорченко преследовала не научную цель, а литературную». Позднее, в предисловии к книге «Революция» и во время дискуссии о книге «Устные рассказы о Ленине» Ю. М. Соколов более резко скажет о книге С. Федорченко как о фальсификации фольклора: «Главный грех Софьи Федорченко заключается в том, что она выдала свою собственную литературную стилизацию «под народ», в художественном плане допустимую, за подлинный документ, вводя в заблуждение широкие массы читателей, веривших ей на слово. Не думаю, что автор ничего не почерпнул из того, что слышал в солдатской массе на войне, но все слышанное и узнанное преподнес читателю в своей переработке, тщательно при этом ее маскируя». Через несколько лет при обсуждении доклада С. Мирера и В. Боровика «Рабочие сказы о Ленине» книга С. Федорченко фигурировала как отрицательный пример: «...нужно избегать того, что сделала С. Федорченко. У нее получилась спекуляция на том, что это подлинный фольклор». Таким образом, критерий научной достоверности публикуемых материалов несказочной прозы занял свое место в советской фольклористике с первых лет ее развития. Уточнение оценки от 20-х к 30-м гг. в сторону выявления научной несостоятельности книги показывает рост и формирование теоретических основ науки о фольклоре. По мере того как оформлялись методико-методологические принципы, оценки становились строже и научно требовательнее.

Твердое сознание необходимости точных, документированных записей имело место в 20-е гг. не только в установочных докладах ведущих советских фольклористов и в критических оценках публикаций, но и в программах и методических пособиях по собиранию фольклорных произведений. При этом следует заметить, что методика записи жанров несказочной прозы - преданий, легенд - в пособиях тех лет не разработана. Некоторое исключение составляет лишь пособие М. Азадовского «Беседы собирателя», высоко оцененное Ю. М. и Б. М. Соколовыми. Говоря о пробелах в собирании сибирского фольклора, М. Азадозский упоминает «местные предания», имеющие «особый интерес», подчеркивает необходимость их скорейшей записи и указывает тематику: о Радищеве, о Чернышевском, о декабристах, о знаменитом начальнике каторги в Забайкалье - Разгильдееве, а также о событиях гражданской войны и социалистического строительства. Рекомендаций о записи преданий М. Азадсвский не дает, но советы его о собирании фольклорных произведений всех жанров, несомненно, распространяются и на предания: бережнее отношение к тексту, или, еще точнее, к слову и звуку, чтобы избежать характерных для собирателей стремлений: «обнародить» текст или «облитературить». «Научная запись - запись слово в слово», обязательное снабжение каждой записи научным паспортом.

Критерий научно достоверной записи оформлялся в фольклористике 20-х гг. как с помощью утверждения проверенных в собирательской работе приемов и методов, так и разоблачения ненаучных записей. Б. и Ю. Соколовы следующим образом делают это в своем методическом пособии 1926 г.: «Ненаучная запись характеризуется наличием переделок собирателем, изменением и исправлением текста на свой вкус. Большим злом является в любительских записях стремление к нарочитой стилизации «под народ», отчего устное произведение, перегруженное форма ми и оборотами «народного стиля» в таком неумеренном количестве и такой комбинации, выдает с головой всю его искусственность».

Научна та запись, которая точно закрепляет устный рассказ информатора, полно документирована и не подвергнута обработке собирателем. Недопустимы никакие изменения и исправления. Фольклорные произведения должны записываться и публиковаться в их точной форме. Составление сводных текстов антинаучно.

Методико-методологический спор возник в первой половине 30-х гг. вокруг книги С. Мирера и В. Боровика «Рассказы рабочих о Ленине». Уже первая книга этих собирателей и составителей «Революция. Устные рассказы уральских рабочих о гражданской войне» собиралась и составлялась таким способом, который не мог обеспечить научную достоверность текстов.

И. Рабинович подает как достижения С. Мирера следующие приемы собирания:

«1-связка текстов. Предположим, записано несколько рассказов об одних и тех же событиях из гражданской войны. Путем сопоставления их друг с другом удается отделить факт от случайного, наносного.

2 -связка текстов при рассказчиках, так называемая очная ставка.

2 - запись, когда на руках есть другое воспоминание, по которому «тайно» проверяется рассказ...

5 - запись воспоминаний с подробным допросом. Это имеет место в том случае, когда рассказчик допускает много неточностей. Тогда нужно превращаться в сурового следователя.

6 - запись рассказа при свидетелях тех событий, о которых будут воспоминания. Это заставляет рассказчика насторожиться и более точно передавать факты» (И. Рабинович. О записи воспоминаний. Из опыта работы т. С.Мирера. – В сб.: История заводов, вып. 4-5, М., 1933, стр. 209). .

Вызывает возражение явная в рекомендациях обстановка следствия, при которой собиратель устраивает «очную ставку», «подробный допрос», приглашает «свидетелей», а сам становится «суровым следователем». Не может быть принят и опыт «связки текстов», ведущий к сводным текстам, за которыми совершенно теряется личность отдельного рассказчика.

После записи, произведенной подобным образом, рассказы подвергались обработке, с которой автор статьи пишет следующим образом: «Выбрасываются места, не несущие никакой смысловой нагрузки, повторения слов, слишком утомляющие читателя, все неточности, ошибки в передаче фактов и т. д. Эта литературная обработка является одним из самых трудных дел, так как в этой области не накоплено никем сколько-нибудь значительного опыта». В процесс литературной обработки воспоминаний включается по свидетельству автора статьи, и монтаж, т. е. перестановка частей рассказа, создание новой композиции. При этом рекомендуется: «По возможности, план рассказа нужно стараться выработать с самим рассказчиком. Если же это не удается, тогда на сцену должны явиться ножницы...».

Появление в 1934 г. книги рассказов-воспоминаний о В. И. Ле­нине, приготовленной таким же способом, как и книга «Революция», вызвало научную дискуссию, в процессе которой подобный метод работы не был принят в фольклорной собирательской и издательской практике.

С. Мирер и В. Боровик обратились к устным рассказам о революции, гражданской войне, о Ленине как к историческому источнику. В таком подходе есть большой научный смысл. Но при этом совершенно необходимо было учесть устный характер материалов, наличие в них вымысла и домысла, личных оценок рассказчиков и отнестись к этим моментам осознанно бережно. Собиратели же обработкой нарушили историзм рассказов, в результате чего материалы получили весьма относительную историческую ценность и почти утратили фольклорную.

При обсуждении книги В. И. Чичеров отметил, что опубликованные произведения - это не фольклор, так как они обработаны. Он признал большую ценность в собранном материале именно тех мест, которые квалифицировались составителями как «искажения в передаче событий» и на этом основании обрабатывались или просто выбрасывались. Для него как для фольклориста больший интерес представляет собранное «сырье» (термин С. Мирера.-В. К.), чем обработанные и напечатанные рассказы. В. А. Мещанинова, М. Я. Феноменов выразили беспокойство в связи с методом «чистки» текстов, который может уничтожить художественность рассказа и придать ему схематизм. Необходимы пол­ные образцы записей - в интересах научности и в интересах сохранения своеобразности. Всякая обработка может повредить этим записям как документу социологическому: «Если мы собираем материал для того, чтобы изучить те группы людей, которые высказываются, то конечно, это прием неверный».

П. С. Богословский высказал опасение по поводу того, что «если пользоваться широким творческим подходом к фольклорным материалам, то на местах, особенно в низовой краеведной сети, возможны самые невероятные операции с фольклором... пропущенный через «творческое» сознание собирателей фольклорный материал едва ли можно относить к категории подлинно рабочего эпоса в силу часто наблюдающейся субъективности собирателей».

Ю. М. Соколов предупредил об опасности скомпрометировать большое и нужное дело неверными собирательскими и составительскими приемами: обработка записанного материала - сокращение, перестановка, создание сводных текстов, преследование целей «художественного порядка». «Вопрос о новом фольклорном стиле... о новом виде пролетарского эпоса, мы можем разрешить только тогда, когда будем совершенно до конца убеждены, что каждое слово в данном произведении принадлежит действительно пролетарскому сказу, а не собирателям».

И тем не менее сторонники обработки устных рассказов, записанных у народа, еще не сдали свои позиции. В 1936 г. появилась статья А. Гуревича «Как записывать и обрабатывать устные рассказы. К вопросу о методике записи и обработки устных рассказов». Автор как бы осуждает С. Мирера и В. Боровика за обработку: «подлинно-сказительского остается пятьдесят процентов», «рассказы страдают однотонностью, ощущается желание собирателей обязательно все втиснуть в стандартные литературные рамки». В итоге же оказывается, что А. Гуревич не против обработки народных рассказов, он за нее. Для него ошибка составителей состоит в том, что «начинающему фольклористу... показывают только итоговую... работу - окончательную обработку текстов», а он считает для себя идеалом «такую подачу записи и обработки устного рассказа, которая бы обнажала всю лабораторию нашей фольклористской работы». По мнению автора, этого еще не удалось достигнуть: «вопрос обработки устных рассказов еще находится в стадии разрешения, здесь еще идет медленное накопление методов работы».

Примеры вольного обращения с текстами преданий и легенд находим в сборнике «Старый фольклор Прибайкалья». В разделе I «Каторга и ссылка» А. В. Гуревич помещает баргузинские устные рассказы и легенды о декабристах (№ 1-(15), записанные им. Составитель компонует записанное по своему усмотрению: «В процессе сбора носители фольклора рассказывали те или другие факты и легенды не всегда в последовательном порядке, поэтому при опубликовании записи расположены мною тематически» - Составитель не дает цельных текстов. Он перемежает отрывки рассказов своими комментариями. Отдельные отрывки выглядят ответом на поставленный собирателем вопрос, однако вопросы к информатору не даются. Документация текстов неполна. Так, не сообщен возраст рассказчиков, собиратель ограничивается указанием: «Все они были весьма преклонного возраста».

В разделе II «Местные предания» содержится 5 текстов (№ 16-20), стиль которых далек от устного, разговорного, и весьма близок к письменному.

Критического отношения требуют также материалы преданий и легенд, опубликованные Е. М. Блиновой. Нам приходилось писать об обработке ею текстов пугачевских преданий. Составительница сборников сводила воедино записанные от нескольких информаторов небольшие по объему предания. При этом весьма обильно дополняла своим текстом, или придуманным, или почерпнутым из письменных источников. По сообщению Э. В. Померанцевой, в 1941 г. были получены академиком Ю. М. Соколовым от уральских писателей материалы, показывающие, как Е. М. Блинова сводила записи и литературно обрабатывала фольклорные тексты.

Чем объяснить появление обработанных, научно недостоверных текстов во второй половине 30-начале 40-х гг.?

Велика была потребность в фольклорных материалах в обществе, народ которого героическим трудом восстановил свою страну и заложил фундамент социализма,-фольклористы стремились ответить на эту потребность. Выходят при участии и под руководством А. М. Горького, воодушевленного идеей создания героического эпоса наших дней, первые книги из серии «История фабрик и заводов» - «Были горы Высокой» , появляется первый сборник рабочего фольклора из материалов горнозаводского Урала - «Дореволюционный фольклор на Урале» . К 20-летию Советской власти вышел том «Творчество народов СССР» с предисловием А. М. Горького. И тем не менее, ощущался недостаток в материалах, особенно по советскому фольклору. Ю. М. Соколов в письме на Урал Е. М. Блиновой по поводу издания «Дореволюционного фольклора на Урале» настойчиво просит прислать тексты повествовательного уральского фольклора (письмо от 22.VII. 1935 г.). Цитирую отрывок: «В заключение одно важное предложение: редакция «Двух пятилеток» и редакция «Правды» в экстренном порядке ждут материалов по советскому фольклору. Особенно нужны сейчас прозаические произведения: сказы, легенды, предания о гражданской войне, героях, вождях, успехах социалистического строительства. Отберите несколько наиболее ярких в общественном и художественном отношении образцов и пришлите мне для обеих редакций. Непременно только нужны обозначения, от кого, когда, кем запись произведена». Ю. М. Соколов принимает предложение редактировать сборник «Уральский фольклор», составленный В. П. Бирюковым, и привлекает к отбору текстов группу своих учеников и сотрудников, так как видит большой общественный смысл в публикации фольклора.

Но общественный спрос опережал собирательские и издательские возможности. В этих условиях выходили книги с текстами, плохо отобранными, научно недостоверными.

В критических заметках и рецензиях на фольклорные сборники не было требования научной достоверности текстов с той систематичностью и обязательностью, с какими этот критерий должен был бы в них присутствовать. Именно об этом писал И. Кравченко: «...проявляется нездоровая тенденция идеализировать и нивелировать все, без исключения, фольклорные произведения, считать верхом совершенства все, что носит название фольклора. Установилось неписаное правило о каждом произведении советского фольклора говорить лишь в хвалебных тонах». Критика была весьма осторожна, мало требовательна, и это обстоятельство привело к новым изданиям научно недостоверных текстов. Так, А. М. Астахова в рецензии на книгу С. Мирера и В. Боровика «Революция. Устные рассказы уральских рабочих о гражданской войне» пишет об «очень бережном отношении к текстам» со стороны составителей книги, повторяет выражение Ю. М. Соколова о «подлинных, неизмененных рассказах». В рецензии С. Минц на сборник Е. М. Блиновой «Сказы, песни, частушки» (Челябинск, 1937) не ставится вопрос о подлинности текстов, об их фольклорной достоверности. С. Минц отмечает лишь, что сборник «должен иметь научный комментарий, дающий указания сказочных и песенных параллелей к данному материалу. Составитель должен точно паспортизировать свой материал, должен подробнее остановиться во вступительной статье на характеристиках носителей и творцов представленных в сборнике фольклорных произведений. Этим условиям сборник Е. М. Блиновой не отвечает». Эти недочеты, на наш взгляд,-следствия одной причины, состоящей в том, что составитель сводил записи в один текст, почему и трудно было дать документацию текстов и биографический материал об информаторaх. В рецензии В. И. Чичарова на сборник Е. М. Блиповой вопрос о достоверности текстов не поднимается и сборник оценен вполне положительно. Упрек состоит лишь в том, что нет материалов о гражданской войне и социалистическом строительстве.

Создается впечатление, что поскольку дореволюционная буржуазно-дворянская фольклористика игнорировала рабочий фольклор, а советские фольклористы выдвинули эту проблему в качестве одной из ведущих (и открыли идейно-художественную ценность произведений рабочего фольклора), то на первых порах в него «верстали» многое, что не было фольклором. Критика же не выполняла своей воспитательной роли. Она захваливала фольклорные публикации. Выгодно отличается от других рецензия. Гофман на сборник А. А. Мисюрева «Легенды и были (сказания алтайских мастеровых)» наличием критерия точной записи текстов: «Сборник А. А. Мисюрева, составленный из исключительно ценного материала, данного в хорошей точной записи (подчеркнуто мной.- В. К.), снабженный интересной статьей собирателя и необходимыми комментариями, - ценный вклад в изучение рабочего фольклора, в дело, являющееся неотложной задачей советской фольклористики». Это одна из первых рецензий, в которой сформулировано требование научно достоверных текстов.

Немалое значение имело и то, что природа жанров несказочной прозы не была разработана, не было научного представления об идейно-художественных особенностях преданий, легенд, рассказов-воспоминаний, жанровые разновидности покрывались одним термином - «сказы». Не разработаны были в 30-е годы и проблемы текстологии фольклора.

III.

На полевую запись преданий распространяются все основные требования, предъявляемые к записи любого фольклорного произведения: 1) записать точно, ничего не убавляя и не прибавляя от себя; 2) записанное тщательно проверить; 3) записанный текст полно и точно документировать.

В то же время реализация этих требований находится в непосредственной связи с особенностями жанра преданий, их бытованием и имеет поэтому некоторые отличительные моменты.

Предания локальны, собирание их протекает успешно при условии осведомленности собирателя в истории района, населенного пункта, в котором предстоит работать, в географии данной местности (точнее, в названиях окрестных гор, рек, озер, населенных пунктов и т. п.). Успех полевой работы определяется, прежде всего, степенью и характером подготовленности к ней самого собирателя. Этот «родник народного творчества» (П. П. Бажов) - предания можно открыть и черпать из него только тогда, когда сам собиратель хорошо знает историю Урала, особенности труда и быта уральских рабочих, темы, сюжеты и образы общерусских и уральских преданий. Разумеется, надо учесть и записи преданий из данной местности, сделанные ранее.

Первая поездка в выбранную для обследования местность носит, как правило, разведывательный характер. Как бы ни был осведомлен собиратель в историко-географических сведениях, в фольклорных материалах, записанных до него, он еще не представляет, какие именно темы и сюжеты преданий встретит в процессе полевой работы.

Предания «не лежат на поверхности», их записи предшествуют осознанные целенаправленные поиски, умело ведущиеся собирателем разговоры.

Поскольку предание - это рассказ о прошлом, порою весьма далеком, то собеседника-информатора нужно настроить на соответствующий лад. Расположить собеседника к рассказыванию можно различными способами.

На практике проверено следующее начало беседы: собиратель начинает заранее продуманный разговор о том, что его интересуют не песни о любви и семейной жизни, не пословицы и частушки, а рассказы об историческом прошлом края (района, населенного пункта). При этом нередко случается услышать возражение, что про историю много написано в книжках, зачем же еще рассказывать. Не умаляя роли письменных источников, собиратель разъясняет значение народных представлений о событиях исторической общественной жизни прошлого. Это объяснение обычно вполне благожелательно воспринимается собеседником, настраивает на серьезный лад, повышает значение начатого разговора, подчеркивает его важность.

В качестве собеседников большею частью выступают люди старшего возраста, главным образом мужчины. Предания - это преимущественно мужской жанр. П. П. Бажов, говоря о наиболее интересных рассказчиках, употреблял выражение «институт заводских стариков». Этот «институт» действительно существует, и при записи преданий на горном Урале значение его трудно переоценить. И в наши дни записываем предания, главным образом от стариков; складывается впечатление, что представления людей, выражающиеся в преданиях, «отстаиваются» в каждом поколении в людях старшего возраста. Они - носители житейского опыта в широком смысле этого слова, знатоки, хранители и передатчики традиции преданий.

С просьбы рассказать о прошлом поселка начался разговор с Михаилом Павловичем Петровым летом 1960 г. в пос. Висим, Пригородного р-на, Свердловской обл., на родине Д. Н. Мамина-Сибиряка. М. П. Петров родился в 1882 г. в Висиме, здесь и проявил жизнь. Знает историю поселка, жителей, окрестности, грамотен, окончил трехклассную земскую школу. Для меня - собирателя и руководителя экспедиции - разговор с М. П. Петровым -это своего рода «разведка» в область висимских преданий. Отмеряю в тетради фрагменты, мотивы, сюжеты, которые затем участники экспедиции будут специально искать. В этом и смысл подобных бесед. Они обязательны в начале собирательской работы, так как выявляют тематический репертуар преданий.

В рассказе М. П. Петрова последовательно одна за другой возникают темы, намечаются группы висимских преданий: о старообрядцах-раскольниках («Дальше по Уральским горам есть могила отца Павла, туда к Петрову дню собираются молиться кержаки. А теперь милиция стала запрещать»); топонимические («Метелев лог, не было ли тут покосов метелевских. По ним и прозвали»); о прототипах героев произведений Мамина-Сибиряка: «Емеля Шурыгин здесь был охотник, с Маминым-Сибиряком дружил. Тот его по лесам водил, а потом изобразил под видом Емели-охотника»); о быте старательского поселка («Когда здесь были золотоплатиновые прииска, тут народу-то было со всех сторон»); о взаимоотношениях старателей со скупщиками платины, о «заводских разбойниках» («Раньше у нас тут платину воровали, часть сдадут скупщику, а часть себе оставят. Скупщик Тима Ерохин поедет из Висим а платину в Тагил сдавать братьям Треуховым, а Кривенко подкараулит; платину отберет, убийств не было»); о беглых в уральских лесах («Беглыми пугали: «ты, смотри, далеко в лес не ходи, а то бегляки обидят». Из тюрьмы убегут, беспаспортные, начнут свою жизнь в лесах»); о Демидове и начале его деятельности на Урале («Демидов первый в России сделал ружье, с этого их государь шибко полюбил и дал здесь поместье. Говорит, будто бы в Перми жил, а главное управление было в Тагиле»). Вспоминая учебу в земской школе, М. П. Петров рассказывает стихотворения «Кто он?», «Посмотри, в избе мерцает огонек светца...», упоминает книгу для чтения, составленную; Паульсоном, рассказывает из этой книги, по его словам, «поучи­тельные статейки»: «Ворона и воронята», «Завещание отца сыновьям». Таким образом, эта беседа дала представление не только о тематике висимских преданий, о мотивах и сюжетах, но и об одном из возможных источников народных представлений (хрестоматии, книги).

На практике проверен и такой «подступ» к собиранию преданий, как рассказывание собеседником-информатором автобиографии. В 20-е гг. собиранием автобиографий занимался Н. Н. Юргин, рассматривавший их как самостоятельный и весьма оригинальный жанр словесного творчества: «Стремление к точной записи всего услышанного собирателем приводит к записи автобиографии. Автобиографии иногда оказываются настолько подробными и настолько интересными, что приобретают в глазах собирателя ценность уже совершенно самостоятельную, и тогда начинают записывать автобиографии уже не только от сказочников и певцов, но и от людей, не являющихся таковыми - от каждого, кто способен дать подробный рассказ о своей жизни. Автобиография вырастает таким образом в самостоятельный жанр устного словесного творчества». Статья Н. Н. Юргина весьма значительна как одна из первых в советской фольклористике попыток разобраться в жанровом составе устных народных рассказов. При этом центральное место среди них отводится автобиографии, вбирающей в себя элементы других жанров: «...фактически в автобиографиях всегда есть в той или иной степени также элементы и всех других жанров. Рядом с эпизодами чисто автобиографическими включаются в рассказ эпизоды мемуарные и элементы летописания, и рассуждения на разные темы; при этом во многих случаях эти элементы настолько слитно даются в рассказе, что точную разграничительную линию между ними провести бывает очень затруднительно». В связи с подобным жанровым составом автобиографий Н. Н. Юргин рекомендует записывать их и в том случае, если фольклорист интересуется специально не ими, а рассказами какого-либо другого плана: «Ценные и сами по себе, они помогут лучше осмыслить и объяснить характер и происхождение того материала, которым занят собиратель специально».

Внутри автобиографий Н. Н. Юргин отмечает и элементы предания: «...жанр, который можно назвать историческим или летописным, рассказы о том, чего сам рассказчик очевидцем не был, что слышал от людей».

Мы полностью согласны с Н. Н. Юргиным в его оценке автобиографических рассказов. Из собирательской практики очевидно, что автобиографический рассказ - это один из путей к преданиям. П. П. Бажов в свое время советовал обращаться к автобиографическому рассказу в целях собирания фольклорных материалов на тему о труде людей: «Основная ставка здесь должна быть не на связный рассказ, а на биографию рассказчика. Если он долгие годы работал по любой отрасли, он, разумеется, знает немало интересных рассказов, хотя и не привык о них говорить другим. Слова одного могут быть пополнены или исправлены другим».

Рассказ собеседника о своей жизни порою является лишь отправным моментом. Рассказчик переходит к описанию того вида труда, которым он занимается (или занимался), например, к сплавной работе, затем к описанию чусовских окал, мимо которых умного раз приходилось плавать. В результате получается рассказ автобиографического характера, содержащий оценку труда, пока­занного глубоко и ярко. Рассказ выявляет этические и эстетические представления информатора и проливает свет на мировосприятие той социально-профессиональной группы, к которой он принадлежит. В автобиографических рассказах о сплавной работе содержатся топонимические предания о названиях чусовских скал-бойцов; в связи с этой темой был упомянут силач Василий Балабурда. Стал вырисовываться интересный фольклорный образ. Начались специальные поиски преданий о нем, давшие свои результаты. Таким образом из собирательской практики напрашивается вывод в отношении автобиографического рассказа: автобиография - надежный путь к преданиям.

Моим собеседником в г. Полевском Сысертского района Свердловской обл. был летом 1964 г. Михаил Прокофьевич Шапошников, 1888 г. рождения. Рассказ его, насыщенный преданиями, начался со сведений автобиографических, а затем вобрал в себя предания: «Отец был старатель. Лет 13-ти я сделался, поехал с отцом и братом на Омутинку и Крутоберегу. Пробили шурф, сначала идет торф, потом речник, потом песок с содержанием платины. Заявили в контору, нам намеряли 90 сажен. Намыли ничего, поробили год. Через год пошли на Крутоберегу. Там есть поддерник, глубина 1 метр 20 - 1 метр 30; воды было много, воду откачивали день и ночь. Работали компанией: Александр Александрович Потеряев, Дмитрий Степанович Шапошников, отец Прокофий Петрович Шапошников. 15 лет летами работали на Крутоберегой, 18 км отсюда. Приезжали 1 мая, когда земля распустится, чтобы мерзляди не было. Ставили два машерта и работали. Зарабливали рублей по 12-13 в неделю на пай. На Красной Горке работал лет пять. «Золото моем - голосом воем». Это правда. В земле-то не видно. А людям верить - так не попадешь. Пробили шахту за Большим угором, 22 метра глубиной, тут раньше работал подрядчик Белкин, а наши-то пробили - ничего не оказалось. Вот почему и есть поговорка: «Золото мыть-голосом выть». Есть - так хорошо, а нет-так плохо. Раньше пенсии не было, вспомоществования не было. Есть что в кармане - так то только и есть. Клады искали. На Азове (есть гора у нас Азов, отсюда километров 7, у них есть какая-то там девка Азовка или королева земного царства (вы сами сообразите, как ее звали), есть пещера с северной стороны. И вот все считали, что там имеется клад. Некоторые люди ходили, но туда зайти не могли. Или заваливало, или что. А направление было. Пройдут метров 6 - и все. На Азове жили хищники, чужим трудом разживались. Это считалось так. Идет обоз из Серег, возили хлеб, всякий товар. Нападут, ограбят, а в пещеру все клали. Здесь есть Большой угор. Если на Азове пропустят, то зажигают факел берестяный, подают знак: «пропустили, подготовляйтесь». И накроют здесь, на Большом угоре. А еще есть Думная. Старички П. П. Бажов, Антропов асе и думали на Думной горе, как бы людям сделать жизнь лучше. Соберутся ночью в избе и решают вопрос, как что сделать. Вот отсю­да «Думная тора». (Записано автором).

Автобиографические сведения о старательской работе переходят в толкование пословицы «Золото моем - голосам воем» на основании собственного жизненного опыта рассказчика, затем естественно возникает тема кладов, к поискам которых обращались люди в надежде выйти из тяжкого материального положения; в рассказе об Азове встречаем фрагменты преданий об Азове, затем следует предание о разбойниках (хищниках) на Азов-горе и Большом угоре и топонимическое предание о Думной горе. Так автобиографический рассказ явился путем к преданиям и своего рода хранилищем преданий.

В пос. Черноисточинск Пригородного р-на Свердловской обл. в 1961 г. мне довелось услышать обстоятельный рассказ о рабочей семье Матвеевых от Адриана Авдеевича Матвеева, 1889 г. рождения: «Мой дед демидовский рабочий крепостником был. Работал на угле, Артамон Степанович Голицын. И он и сын с тем померли, что на приисках не были, а были демидовские рабочие. Вздумал жениться, взял обыкновенную девушку и не спросился у управителя завода. А раньше такое право было, управитель распоряжался. Вот и отсидели по 7 суток и сам Артамон и его жена. Посадили молодых в Тагил в каменную тюрьму возле плотины. В ту пору все право было у заводчиков. История ихней семьи была такова: мой прадед, отец Артамона, Степан Трефилович Голицын был кержак закоренелый. В то время не призывы были на военную службу, а просто хватки такие. Степана вызывают в контору, говорят: «Крестись в церкви, а то возьмем сына в солдаты». Он велит старшему сыну Артамону: «Приведи Клементия и Онурия». Бабушка беспокоится, зачем отец сначала ушел, потом сыновей вызвал, ведь там и пороли. Он сразу их и сдал в солдаты, а креститься в церковь не пошел. Другой сын Степана - Авдей- 25 лет служил.

Демидовскими рабочими распоряжались как скотом. Если здесь угля достаточно, погонят в Верхний Тагил, там работать. Что уж, раз они подвластны были. Со стороны демидовских служак насилие было. Тюрьма-то демидовская на заводской территории под землей. Прямо из кричного цеха вход в нее был. Кто норму не выполнит, так туда и втолкнут. Там две тюрьмы, обе в плотину вделаны были. За невыполнение туда как в карцер тол­кали. Как стали утиль здесь первый собирать, сдали ему чугунные лапти, обыкновенные мужские лапти. Для чего они были, не знаю. На людей их надевали в старо время. Для завязок дырочки были, петли. Здесь их не могли отлить, у нас не было чугунного литья. Они были откуда-то привезены. Может быть, их в наказанье одевали. А, может быть, боялись, что люди убегут, так их и надевали.

Сильно искал руду Демидов. В 1937 г. на горе Широкой нашли выработку руды, а потом по карте Высоцкого посмотрели, так там есть зарисована выработка. Нашел руду Демидов. Была Комариха в старое время. По ее признакам все найдено. Она не знала, что там есть руда. Она не золото находила, а признаки золота, а это все связано с золотом. Где автобусная остановка, там ее дом стоял. Эта Комариха в молодые годы жила у богатых, у Треуховых. У них золото было спрятано в подвале. Она пошла туда и закричала: «Горим!». А пожара и не было. Когда золото убрали, она уж пожара и не чувствует. Когда у нее муж робил за Левихой, ей приходилось ездить через Левиху, в то время никто не знал, что там руда есть. Как только доезжают до этого места, получалось причудье, она была беспамятна, ей мерещило. «последствии, где ей мерещило, Левиху открыли. Она идет по ягоды, видит старателя Абрама Исаича, говорит: «Не там стараешься, а здесь надо». Впоследствии Тит Шмелев нашел это золото. Едут они с мужем, она говорит: «Вот здесь ведро породы достать, полведра золота будет». Но ничего этого не нашли. А Тит себе на это золото каменный домочек построил. Тит говорил: «Я золото нашел по Комарихиным сказкам». (Записано автором).

Рассказ автобиографического плана начинается с семейных преданий потомственных демидовских рабочих о женитьбе деда без разрешения управителя завода и постигшем его наказании, об упорстве прадеда-раскольника, который пожертвовал сыновьями, но не изменил своей вере. Затем следует рассказ о чугунных лаптях и предание о необыкновенных свойствах Комарихи «видеть» и «чувствовать» золото сквозь землю. В целом рассказ, в особенности его первая половина, выглядит как устная летопись рабочей семьи.

«Подступы» к беседе могут быть разнообразными, в зависимости от целей собирателя, от возраста и других особенностей собеседника, а также от условий, обстановки, в которых происходит запись. Но при всех обстоятельствах роль собирателя не пассивна. Он начинает беседу и умело поддерживает ее, вызывая интерес к теме разговора. При этом искусство собирателя проявляется в том, чтобы не стеснять рассказчика, т. е. не навязывать ему художественного решения темы и не направлять его по видящемуся собирателю сюжету. Во время рассказывания собиратель активно слушает, т. е. своим видом и репликами, и вопросами показывает заинтересованность рассказом. Если рассказ протекает в группе людей, то роль активно воспринимающей среды выполняют слушатели: вопросами, дополнениями, эмоциональными восклицаниями они воодушевляют рассказчика, помогая этим собира­тельской работе. М. Азадовский в «Беседах собирателя» высказывает мысль об обязательной осведомленности собирателя в сказочном материале, чтобы «если сказочнику кажется, что он ничего не вспомнит, «наводить» сказочника, подсказывая и напоминая ему различные сюжеты». «Иногда бывает полезно попытаться самому рассказать сказку, найдя для этого подходящий случай. Это всегда дает прекрасные результате, так как невольно возникает момент соревнования». При записи преданий осведомленность в материале обязательна не в меньшей, а в большей степени. Возможен и рассказ преданий собирателем. Собеседник-информатор действительно убедится в осведомленности собирателя. Может возникнуть «момент соревнования». А может и не возникнуть, так как собеседника как бы отпугнет эта осведомленность, он замкнется в себе. Надо учитывать характер собеседника.

Запись преданий о Ермаке на р. Чусовой в 1959 г. обычно начиналась с разговора о камне «Ермак» в низовьях Чусовой и выяснения, откуда произошло это название. Естественно, что предания начинаются с описания камня: «Ермак - не опасный камень. Спокойно мимо его плывешь. Человек там жил Ермак. Старинный человек. Он шел по Чусовой снизу кверху...» и т. д.

«На Чусовой камень Ермак есть, высокой камень, сверху в нем вход есть, как окно, на Чусовую. Там палка привязана, висит веревка...».

«Каким камням есть название - так это и наши деды и бабки так и звали. Ермак-камень - говорят, Ермак тут когда-то существовал...».

Собирательская практика убеждает в том, что положительные результаты дает ознакомление информатора с уже записанными текстами преданий, а также запись от группы людей. В д. Мартьяновой в 1959 г. состоялся разговор с группой стариков: Николаем Каллистратовичем Ошурковым (1886 г. рожд.), Моисеем Петровичем Мазениным и Степаном Каллистратовичем Ошурковым (1872 г. рожд.) о кладах, таящихся в земле. Наши собеседники, дополняя друг друга, рассказали предание о лодке Ермака, полной денег, а также о нахождении клада клепанных из красной меди денег Федором Павловичем и Василием Денисовичем Ошурковыми.

«Подступом» к записи преданий может быть обращение собирателя к произведениям других жанров с целью вызвать в памяти собеседника-информатора необходимые образы, сюжеты, представления. Так, прочтение собирателем первого четверостишия рекрутской песни «Последний нонешний денечек...» вызвало обстоятельный рассказ Филиппа Ильича Голицына (1890 г. рожд., пос. Черноисточинск Пригородного р-на, 1961) о наборе рекрутов в армию. Примечательно, что заканчивает свой рассказ Ф. И. Голицын также словами песни: Хорош мальчик уродился, Во солдатушки сгодился... (Архив автора. Черноисточинск, 1961).

Предания могут возникнуть в беседе как толкование пословицы или как комментарий к произведениям местных поэтов. В Висиме пели об «Овериной кулиге»:

Над Кулигою стонет Оверя,

Похудел он и ночи не спит,

«И не знаю, что будет теперя», -

Сам с собой Елизарыч твердит.

«Подлецы все, мошенники стали,

Грабят средь белого дня.

Как на мокрую мышь нападают

Шерамыги теперь на меня».

А затем Нефед Федорович Огибенин (знаток народной драмы «Шайка разбойников «Черный ворон») пояснил: «У Аверьяна Елизаровича Огибенина была большая кулига на правом берегу Шайтанки, с большим содержанием платины (Оверина кулига). Узнали о платине одиночки-старатели («шерамыги») и стали по ночам промывать платину. Этому факту висимской жизни и по­священо насмешливое стихотворение К. С. Канонерова». (Архив автора. Висим, 1963).

У преданий в их живом бытовании обнаруживаются контакты с песнями. Тематически близкие или аналогичные преданию песни цитируются дословно или пересказываются своими словами, но приближенно к тексту: «Ермак - казак, как ребята в армии рассказывали. Его царь хотел казнить. За что? Да он как Стенька Разин за народ стоял. Он вот тут на нашей Чусовой стоял, потом до Камы добрался. Он имел 800 человек, он сказал: «Будет мне безобразить, нападать на купцов, надо себе оправдание делать». И пошел он с шайкой своей с ордами, с татарами воевать. У него тяжелый панцирь-дар царя стал гибели его виною и утащил на дно героя. Когда они спали, на их напали татара, так уж я расскажу:

Ермак воспрянув ото сна,

Но далеко от брега челны,

Тяжелый панцирь, дар царя,

Стал гибели его виною.

Он погрузил на дно героя. А татарва-то обхватила их, а челн, лодки далеко, им не пришлось; чем даваться живому, да чтоб над им гадились, он бросился в Иртыш.

В особенности перед наступлением я садился в середку и запевал Ермака. Чтобы ребят воодушевить, чтобы они не дрогнули. Ермак был в почете. Это было в 1914 году. В пехоте был. Ночью идешь, темень, ничего не видно. Потом попал в плен, 2 года в Германии, а в 18-м году бежал оттуда. Молоденьких ребят надо чем-то подымать, чем-то веселить».

В тексте синтез предания и рассказа-воспоминания, в предании-пересказ песни о Ермаке, литературного происхождения («Смерть Ермака», дума К. Ф. Рылеева) и цитирование ее.

Весьма желательны (и нами проводились) повторные экспедиции в те места, где записи производились ранее (В пос. Висим Пригородного района Свердловской области работали в течение 5 лет, результатом чего явился сборник «Фольклор на родине Д.Н. Мамина-Сибиряка». Повторные экспедиции проводились в населенные пункты Свердловской обл. – пос. Черноисточинск (1960, 1962), г. Н. Салду (1966, 1967, 1970), г. Полевской (1961-1967), г. Невьянск, д. Полдневую (1963, 1969), г. Алапаевск (1963, 1966), г. Н. Тагил (многократно).

Собирательская практика показывает, что повторная запись текста даже через сравнительно небольшой отрезок времени не открывает возможности проверить дословную точность первоначальной записи: записано будет несколько другое произведение, нельзя ждать от информатора совершенно точного повторения рассказа. Но в то же время несомненно, что повторная запись убеждает в тематическом и сюжетном соответствии первоначальной записи рассказу. Сопоставление же первоначальных и повторных записей служит выяснению живых процессов жанра: судьбы традиции, степени и характера импровизации, своеобразия варьирования и других.

Весьма важно фиксировать обстановку, в которой происходит рассказывание, а также возгласы, реплики, комментарии слушателей. Запись текста обрастает важными деталями, становится этнографо-фольклористической, способствует выяснению функции предания в его активном бытовании.

В.П. КРУГЛЯШОВА,
Свердловск

ФОЛЬКЛОР МУЗЫКАЛЬНЫЙ УРАЛА

многонац. по характеру, что обусловлено пестротой нац. состава нас. региона. Ареалы расселения народов на тер. У. переплетены между собой, это способствует возникновению разл. этнических контактов, проявляющихся и в муз. фольклоре. Наиб. изучены башк., коми, удм., рус. муз.-фольк. традиции.

Башк. муз. фольклор . Корни башк. фольклора - в культуре тюркских скотоводческих племен, живших на юж. У. с конца IX до нач. XIX в. В фольклоре башкир соединились отголоски языческих и мусульманских верований. Осн. праздники приходились на весну и лето; канун полевых работ отмечался сабантуем -праздником плуга. В числе песенных жанров - эпические, обрядовые, протяжные лирические, плясовые, частушки.

Древний эпический жанр - кубаиры, использовался нар. сказателями сэсэнами. Сочетание стихотворного и прозаического изложения характерно для иртэков. Баиты - лирико-эпические сюжетные песни-сказы (XVIII-XIX вв.). Эпические песни имеют речитативную мелодику (хамак-кюй) и нередко исполнялись в сопровождении домбры. Обрядовый фольклор представлен свадебными песнями (причитаниями невесты - сенляу и ее величанием - теляк). Сложная ритмическая основа, орнаментальность свойственны протяжным песням и инструментальным импровизациям башкир (озонкюй или узун-кюй - долгий напев). Плясовые песни и программно-изобразительные инструментальные пьесы - кыска-кюй (короткий напев). К их числу относятся и такмаки - род частушек, нередко сопровождающихся пляской.

Ладовую основу башк. песен и наигрышей составляет пентатоника с элементами диатоники. Большинство муз. жанров одноголосны. Двухголосие характерно для иск-ва узляу (игры горлом) - пения для игры на курае, где один исполнитель одноврем. интонирует бурдонный бас и мелодию, состоящую из звуков обертонового ряда.

Традиционные башк. инструменты - смычковый кыл кумыз, курай (тростниковая продольная флейта), кубыз (варган).

Коми муз. фольклор составляют след. песенные жанры: трудовые, семейно-бытовые, лирические и детские песни, причитания и частушки. Бытуют и местные формы - ижевские трудовые песни-импровизации, севернокоми богатырский эпос, вымские и верхневычегодские эпические песни и баллады.

Распространено сольное и ансамблевое пение, обычно двух- или трехголосное.

Народные инструменты: 3-струнный сигудэк (смычковый и щипковый); брунган - 4- и 5-струнный ударный инструмент; духовые - чипсаны и пэляны (дудки, разновидность многоствольных флейт), этика пэлян (дудка с надрезанным одинарным бьющим язычком), сюмэд пэлян (берестяная дудка); ударные - тотшкэдчан (вид колотушки), сярган (трещотка), пастушеский барабан. Значительное место в быту занимают рус. балалайки и гармошки. На нац. инструментах исполняются звукоподражательные пастушеские наигрыши, охотничьи сигналы, песенные и плясовые наигрыши в форме импровизаций или в куплетно-вариантной форме. В нар. практике, кроме сольной, существует и ансамблевая песенно-инструментальная муз.

Русский муз. фольклор . Сформировался в конце XVI-XVIII в. в среде первопоселенцев - выходцев с Рус. С., из ср.-рус. обл. и Поволжья. В Прикамье и на Ср.У. обнаруживает связи в осн. с сев.-рус., на Юж.У. и в Зауралье - с сев.-рус., ср.-рус. и казачьими традициями. Местная нар.-муз. система вкл. в себя жанры песенного и инструментального фольклора. Ранний пласт образуют приуроченные жанры - обрядовые (календарные, семейно-бытовые) и необрядовые (хороводные, колыбельные, игровые). Среди календарных наиб. древними являются песни святочные, масленичные, троице-семицкие. Важную роль в местном календаре играют необрядовые жанры - хороводные, лирические, частушки, выступающие в значении сезонно приуроченных. Исполняются в осн. детьми, неженатой молодежью, ряжеными (шуликунами). Муз. традиционной свадьбы составляют причитания и песни. Первые, сопровождавшие прощальные эпизоды ритуала, бытуют на У. в сольном и ансамблевом исполнении. Две формы причети могут звучать одновременно. Свадебные песни разделяются на прощальные, величальные, корильные и комментирующие обрядовую ситуацию. Исполняются женскими ансамблями. Связанная с погребальным обрядом похоронная причеть соединяет в напеве пение, плач; нередко сопровождается "хлестанием" - припаданием к могиле, столу и т.п. Исполняются соло. Для обрядовых жанров характерны политекстовые напевы (исполняются с неск. текстами).

К группе необрядовых приуроченных принадлежат хороводные песни. Наиб. типичны 4 хореографические разновидности хороводов: "паровые", "половые", "поцелуйные" (пары ходят по избе вдоль половиц или по кругу и в конце песни целуются); "стенка на стенку" (шеренги девушек и парней попеременно выступают вперед); "круги" (участ. хоровода ходят кругом, либо приплясывают, двигаясь по кругу; иногда содержание песни разыгрывается); "шествия" (участ. свободно идут по улице с пением "походячих", "походенских" песен). Паровые хороводы исполняются в избах на молодежных вечеринках. Остальные, называемые "луговыми", "еланными", водили весной и летом на лугах, нередко приурочивая их к календарным праздникам. Приуроченными являются также колыбельные и пестушки - сольные женские песни, обращенные к ребенку. Во время игр детьми исполняются детские игровые песни, небылицы, потешки.

Неприуроченные жанры имеют более позднее происхождение и нередко обнаруживают влияние гор. песенной культуры. Один из них -лирические проголосные песни, к числу к-рых в местной традиции относятся любовные, рекрутские, ист., тюремные. С проголосной песней связано нар. выражение "качать мотив" - шир., с мелодическими изгибами распевать слова. В наст. время проголосные исполняются женскими, реже - смешанными ансамблями. Плясовые песни бытуют на У. с тремя типами плясок: круговыми, переплясами, кадрилями и их разновидностями (ланцеями и др.). Кадрили исполняются в сопровождении инструментальных наигрышей, под песни или частушки. Распространены кадрили "под язык". Хореография кадрилей основана на смене разл. танцевальных фигур (5-6, реже 7), каждая из к-рых строится на одном ключевом движении. Плясовые песни исполняются соло и ансамблями (вокальными женскими и смешанными, вокально-инструментальными) в разл. бытовой обстановке. Как неприуроченные, а иногда как вторично приуроченные к календарным праздникам, проводам в рекруты, свадьбе бытуют местные частушки ("припевки", "наговорки", "повертушки"). В каждом нас. пункте распространены общерус. и местные частушечные мелодии, именуемые по назв. с. или дер. Нар. исполнители дифференцируют частушечные напевы на скорые ("крутые", "частые", "короткие") и медленные ("растяжные", "пологие", "длинные"). Часто исполняется соло, дуэтом либо группой певцов без сопровождения или под балалайку, гармонику, мандолину, скрипку, гитару, инструменальные ансамбли, "под язык". Среди ур. старообрядцев популярны духовные стихи. Особую обл. муз. фольклора У. составляет нар. инструментальная музыка.

Собирание и иссл. рус. муз. фольклора на У. в конце XIX - нач. XX в. связано с деятельностью УОЛЕ (П.М.Вологодский, П.А.Некрасов, И.Я.Стяжкин), Перм. науч.-пром. муз., Перм. губ. ученой археографической комиссии (Л.Е.Воеводин, В.Н.Серебренников), Рус. геогр. об-ва и Моск. об-ва любителей естествознания (И.В.Некрасов, Ф.Н.Истомин, Г.И.Марков), с сер. XX в. - Ур. гос. консерватории (В.Н.Трамбицкий, Л.Л.Христиансен) и Областного Дома фольклора.

Марийский муз. фольклор . Фольклор восточных марийцев имеет развитую систему традиционных жанров: героический эпос (моктен ойлаш), легенды и предания (осо кызык мейшежан влакын), сказки и шуточные рассказы (йомак кызык ойлымаш), пословицы и поговорки (кулеш мут), загадки (шылташ). Среди песен с действием выделяются: 1) семейно-обрядовые - свадебные (суан муро), колыбельные (ручкымаш), песни марийского этикета; 2) календарные; 3) песни-коротышки (такмак).

Для свадебных песен характерна строгая прикрепленность поэтического текста (муро) к мелодии (сем). Среди восточных марийцев термин муро (песня) бытует в значении поэтических текстов, термин сем (мелодия) - в значении музыкального текста. Из песен, приуроченных к свадебному обряду, относятся: величальные жениху (эрвезе вене), невесте (эрвезе шешке), новобрачным (эрвезе влак), родителям новобрачных и другим официальным действующим лицам, корильные (ончыл шогышо), подруге (шаярмаш муро влак), пожелания (новобрачным, друзьям и подругам), оповещения (увер тармеш). Особую группу в музыкально-песенном фольклоре марийцев составляют песни марийского этикета, которые являются результатом крепких родовых взаимоотношений. Эти песни весьма разнообразны как по тематике стихов, так и мелодий. К ним относятся: гостевые (? уна муро), застольные (порт коклаште муро), уличные (урем муро) песни.

Гостевые песни исполнялись в основном по случаю прихода или приезда гостей. Их можно разделить на следующие тематические группы: пожелания, размышления на нравственно-этические темы, величания, корильные, благодарения, обращенные к кому-либо из присутствующих. Застольные песни (порт коклаште муро) исполнялись, как правило, по праздникам. Для них характерно совместное эмоционально-философское осмысление жизни, желание встретить сочувствие к волнующей теме при отсутствии прямого обращения. Уличные песни (урем муро) исполнялись также в кругу родных, но вне застолья. Среди них: шуточные, философские песни-размышления (о природе, о Боге, о родне и т.д.). Жанровые границы песен марийского этикета очень подвижны. Кроме того, их поэтический текст строго не закреплен за мелодией.

К календарным песням относятся: молитвенные чтения, рождественские, масленичные песни, песни весенне-летних земледельческих работ, включая игровые (модыш муро), луговые (пасу муро), жатвенные (муро туремаш), покосные (шудо солымаш муро); песни сезонных женских работ, как возделывание конопли (кине шулто), пряжа (шудыраш) ткачество (куаш) покраска ткани (чиалташ), вязание (пидаш), вышивание (чоклымаш), посиделочные, весенне-игровые песни.

Большое место в фольклоре восточных мари принадлежит неприуроченному жанру - такмак. По строению они не отличаются от русских частушек, как правило, ограничиваются семи-восьми слоговой основой и имеют, в основном, строгую метрику. Большинство песен - коротышек (такмак), разнообразных по темам и типам, имеют легкий плясовой характер. Другой их части свойственна повествовательность и плавность, которые сближают их с лирической песней.

В группе лирических песен преобладают песни-раздумья (шонымаш), песни-переживания (ойган) и песни без слов. Данный жанр широко бытует преимущественно в женской среде. Его возникновению способствовал особый склад психологии марийцев, которым свойственно одухотворять все явления природы, предметы, растения и животных. Характерной чертой песен-раздумий и песен без слов является их интимность бытования. Часто в основе шонымаш лежит прямое сравнение, иногда противопоставление явлениям в природе. Наиболее часто встречаются раздумья о прошлом, об усопших, о людских пороках, о чувствах к матери, о судьбе, о конце жизни, о разлуке и т.п. Песням - переживаниям присуща (ойган) большая эмоциональность.

К песням социальной лирики относятся солдатские (солдат муро влак) и рекрутские песни. Городской фольклор представляют лирические баллады и романсы.

К традиционным народным танцам относится "веревка" (название дано, очевидно по рисунку пляски, другое название "кумыте" - "втроем"). Танец бытовал как среди молодежи с характерными ритмическими дроблениями, так и среди пожилых (шонго ен влакын куштымо семышт) с медленными движениями и легким "шаркающим" шагом. Характерны также кадрили (кадрели).

Народный музыкальный инструментарий восточных марийцев достаточно обширен, если включать в него не только широко распространенные, но и выходящие из употребления инструменты. В списке музыкальных инструментов, о которых имеются сведения в настоящее время:

1) группа ударных инструментов - барабан (тумвыр), деревянная основа которого обтягивалась бычьей кожей, при игре издавал глухой звук, обычно принято было играть на барабане специальными массивными колотушками (уш), коса (сова), стиральная доска (чылдаран она), стиральная колотушка (чылдаран уш) - разновидность русского валька, деревянные ложки (совла), шумящий инструмент в форме коробочки с ручкой (пу калта), деревянный барабан (пу тумвыр), а также в качестве шумовых инструментов использовались другие различные предметы домашней утвари.

2) группа духовых инструментов с семействами: флейт - шиялташ (свирель) - музыкальный инструмент с 3-6 отверстиями, который изготовлялся из тростникового дерева рябины, клена или коры липы (арыма шушпык - соловей); труб - удыр пуч (девичья труба); кларнетов - шувыр (волынка). Уникальное свойство этого инструмента заключается в отсутствии специальной бурдонной трубки (хотя эту роль и может выполнять одна из трубок). Обе трубки (йытыр) марийской волынки в принципе приспособлены для исполнения мелодии. Традиционно трубки волынки делали из кости ног лебедя или иных длинноногих птиц (цапли, иногда и гусей); туко (рог); чырлык, ордышто, чырлык пуч, умбане (типа жалейки), акаций колта (свистульки); умша ковыж (варган), шерге (расческа).

3) группа струнных инструментов подразделяется на:

а) смычковые, к которым относятся музыкальный лук (кон-кон), скрипка (скрыпка) с двумя струнами и смычком из конского волоса, аналогично древнерусскому гудку, на которой было принято играть от колена;

б) гусли (кусле) с корпусом полукруглой формы.

Кроме того, широким распространением у марийцев пользуются общеизвестные массовые музыкальные инструменты: марийская гармоника (марла гармонь), тальянка, двухрядка, саратовская, минорка.

Удм. муз. фольклор . Истоки удм. нар. музыки восходят к муз. культуре древних праперм. племен. На формирование удм. муз. фольклора оказало влияние иск-во соседних финно-угорских, тюркских, позже рус. народов. Наиб. ранние образцы удм. песенного иск-ва - импровизационные промысловые (охотничьи и бортничьи) песни декламационного склада. Осн. традиционной жанровой системы удмуртов составляют обрядовые песни: земледельческие календарные и семейно-обрядовые - свадебные, гостевые, похоронно-поминальные, рекрутские. С переходом в православие древние языческие обряды испытали его влияние. В удм. необрядовом фольклоре представлены лирические и плясовые песни.

В удм. нар. иск-ве выделяются две осн. локальные традиции -сев. и юж. В жанровой системе сев. традиции преобладают семейно-обрядовые песни, в функции календарных используются рус. песни. Особую обл. составляют многоголосные песенные импровизации без смыслонесущего текста (крезь) и сольные автобиографические (весяк крезь). В системе жанров юж. удмуртов преобладают песни земледельческого календаря: акашка (нач. сева), гершыд (окончание сева), семык (троица) и др. В отличие от сев.-удм. песни юж. исполняются соло или ансамблем в унисон. В стилистике юж.-удм. песен ощутимы тюркские влияния.

Удм. нар. инструменты - крезь, быдзым крезь (гусли, великие гусли), кубыз (скрипка), домбро (домбра), балалайка, мандолина, чипчирган (труба без мундштука), узьы гумы (продольная флейта), тутэктон, скал сюр (пастуший рожок), ымкрезь, ымкубыз (варган), одно- и двухрядная гармонь.

Лит.: Рыбаков С. Музыка и песни у мусульман. СПб., 1897; Лебединский Л.Н. Башкирские народные песни и наигрыши. М., 1965; Ахметов Х., Лебединский Л., Харисов А. Башкирские народные песни. Уфа, 1954; Фоменков М. Башкирские народные песни. Уфа, 1976; Атанова Л. Собиратели и исследователи башкирского музыкального фольклора. Уфа, 1992.
Лит.: Микушев А.К. Песенное творчество народа коми. Сыктывкар, 1956; Кондратьевы М.И. и С.А. Коми народная песня. М., 1959; Осипов А.Г. Песни народа коми. Сыктывкар, 1964; Микушев А.К., Чисталев П.И. Коми народные песни. Вып. 1-2. Сыктывкар, 1966-1968; Микушев А.К., Чисталев П.И., Рочев Ю.Г. Коми народные песни. Вып.3. Сыктывкар, 1971.
Лит.: Христиансен Л. Современное народно-песенное творчество Свердловской области. М., 1954; Казанцева М.Г. Взаимодействие профессиональных и народно-песенных традиций (на материале старинных стихов) // Фольклор Урала: Фольклор городов и поселков. Свердловск, 1982; Калужникова Т.И. Традиционный русский музыкальный календарь Среднего Урала. Екатеринбург - Челябинск, 1997; Калужникова Т.И., Липатов В.А. Традиционная свадьба как музыкально-драматическое единство (по современным записям в пос. Билимбай Свердловской области) // Фольклор Урала: Бытование фольклора в современности. Свердловск, 1983; Они же. Драматургия свадебного действа в пос. Билимбай Свердловской области (по записям 1973) // Фольклор Урала: Современный фольклор старых заводов. Свердловск, 1984.
Лит.: Гиппиус Е.В., Эвальд З.В. Удмуртские народные песни. Ижевск, 1989; Голубкова А.Н. Музыкальная культура советской Удмуртии. Ижевск, 1978; Чуракова Р.А. Удмуртские свадебные песни. Устинов, 1986; Бойкова Е.Б., Владыкина Т.Г. Удмуртский фольклор. Песни южных удмуртов. Ижевск, 1992.

Галина Г.С.
Чисталев П.И.
Калужникова Т.И.
Пронь Л.Г.
Нуриева И.М. . Институт истории и археологии УрО РАН , 1998-2004 .

Знакомые и любимые с детства уральские сказы Павла Бажова сформировали для миллионов читателей впечатление о культуре уральской земли, о ее прошлом, традициях и ценностях. Настолько гармонично вписаны истории о Даниле-мастере и Серебряном копытце в представления об этом горном крае, что приходится приложить усилия, чтобы поверить: все это – не народный эпос, а чистой воды художественный вымысел писателя.

Детство, Урал и рассказы деда Слышко

Павел Петрович Бажов (по-настоящему Бажев) родился в 1879 году на Урале, в Сысерти, городке Екатеринбургского уезда Пермской губернии, в семье горного мастера. Детство Павла было наполнено рассказами и наблюдениями за работой шахтеров, горнодобытчиков, и в родном городе, и в Полевском, куда семья перебралась в 1892 году. Мальчик с отличием окончил заводскую школу, после поступил в Екатеринбургское духовное училище, затем окончил семинарию. До революции 1917 года Бажов преподавал русский язык, состоял в партии эсеров, позже стал большевиком.

Бажов активно участвовал в становлении новой власти, руководил красными партизанскими отрядами во время Гражданской войны, а после посвятил себя журналистике и литературе.

"Уральский рабочий фольклор"

В 1931 году Бажову было поручено составить сборник, посвященный дореволюционному фольклору на Урале. Требования были жесткие – никаких отсылок к религиозным темам, грубого просторечья, рассказов о крестьянской жизни. Акцент требовалось сделать на коллективный труд и жизнь рабочего класса. Предшественник писателя, ураловед и краевед Владимир Бирюков, ранее получивший такое поручение, заявлял, что найти его невозможно. Бажов, чьи поиски также не дали нужного результата, тем не менее написал несколько уральских сказов - «Медной горы хозяйка», «Про Великого Полоза», «Дорогое имячко», якобы записанных со слов Василия Хмелинина, или деда Слышко.

Хмелинин и в самом деле был знакомым Бажова – в детстве писателя, прошедшем на Полевском медеплавильном заводе, этот бывший шахтер, работавший сторожем, любил рассказывать детям горняков предания уральской земли. Тем не менее, детские воспоминания об уральских сказаниях скорее послужили Бажову источником вдохновения, нежели реальным материалом для «сказов». Писатель позже признал, что все произведения являются продуктом его собственного сочинения.

Кадр из мультфильма "Серебряное копытце

Фольклор или фейклор?

Между тем очевидно, что успех бажовских сказок предопределило именно сходство с фольклорными текстами – по ритму, по настроению, по звучанию. В книги были включены и персонажи, заимствованные из старинных уральских верований, и такие, которые все же имели прототипы в народных сказаниях. Например, огневушка-поскакушка из сказа Бажова близка образу Золотой Бабы из древних поверий сибирских народов. Что же касается Хозяйки медной горы, малахитницы, она олицетворяет собой языческий дух хранителя богатств Урала, помогает рудокопам и вершит суд над всеми, кто оказался в ее владениях. Хозяйку нельзя назвать положительным персонажем, «худому с ней встретиться – горе, и доброму – радости мало».

Скульптура Хозяйки медной горы в городе Березовском у шахты "Южная"

Соблюдая полученный от заказчиков запрет на включение в сказы религиозных элементов, Бажов отразил куда более древние, глубинные представления уральцев об устройстве мира – поклонение могущественным силам природы, обожествление их. Но главная идея сказов– прославление мастера, его умелых и талантливых рук, его работы. Она соответствовала политической обстановке советской эпохи, но и ценности Бажова отражала в полной мере. Служение своему делу – пример не только отцовской жизни, но и собственной, нельзя не признать, что в литературе Бажов был настоящим мастером, что и было причиной его признания читателем.

Кадр из фильма "Каменный цветок"

Сказы получили настоящее признание, в уральских городах нет-нет, да и встретишь скульптурное изображение Хозяйки медной горы, а по мотивам книг созданы и мультфильмы, и полнометражные фильмы. Фольклор – или фейклор – Бажова пережил и самого создателя, и советскую власть, для службы которой он создавался. Вполне возможно, спустя столетия уральские сказы станут по-настоящему народными, заслужив-таки статус народного эпоса.

А в продолжение темы народных преданий - чья культура не только богаче, чем обычно представляется европейцам, но и таит в себе много неразгаданных тайн.

многонац. по характеру, что обусловлено пестротой нац. состава нас. региона. Ареалы расселения народов на тер. У. переплетены между собой, это способствует возникновению разл. этнических контактов, проявляющихся и в муз. фольклоре. Наиб. изучены башк., коми, удм., рус. муз.-фольк. традиции.

Башк. муз. фольклор . Корни башк. фольклора - в культуре тюркских скотоводческих племен, живших на юж. У. с конца IX до нач. XIX в. В фольклоре башкир соединились отголоски языческих и мусульманских верований. Осн. праздники приходились на весну и лето; канун полевых работ отмечался сабантуем -праздником плуга. В числе песенных жанров - эпические, обрядовые, протяжные лирические, плясовые, частушки.

Древний эпический жанр - кубаиры, использовался нар. сказателями сэсэнами. Сочетание стихотворного и прозаического изложения характерно для иртэков. Баиты - лирико-эпические сюжетные песни-сказы (XVIII-XIX вв.). Эпические песни имеют речитативную мелодику (хамак-кюй) и нередко исполнялись в сопровождении домбры. Обрядовый фольклор представлен свадебными песнями (причитаниями невесты - сенляу и ее величанием - теляк). Сложная ритмическая основа, орнаментальность свойственны протяжным песням и инструментальным импровизациям башкир (озонкюй или узун-кюй - долгий напев). Плясовые песни и программно-изобразительные инструментальные пьесы - кыска-кюй (короткий напев). К их числу относятся и такмаки - род частушек, нередко сопровождающихся пляской.

Ладовую основу башк. песен и наигрышей составляет пентатоника с элементами диатоники. Большинство муз. жанров одноголосны. Двухголосие характерно для иск-ва узляу (игры горлом) - пения для игры на курае, где один исполнитель одноврем. интонирует бурдонный бас и мелодию, состоящую из звуков обертонового ряда.

Традиционные башк. инструменты - смычковый кыл кумыз, курай (тростниковая продольная флейта), кубыз (варган).

Коми муз. фольклор составляют след. песенные жанры: трудовые, семейно-бытовые, лирические и детские песни, причитания и частушки. Бытуют и местные формы - ижевские трудовые песни-импровизации, севернокоми богатырский эпос, вымские и верхневычегодские эпические песни и баллады.

Распространено сольное и ансамблевое пение, обычно двух- или трехголосное.

Народные инструменты: 3-струнный сигудэк (смычковый и щипковый); брунган - 4- и 5-струнный ударный инструмент; духовые - чипсаны и пэляны (дудки, разновидность многоствольных флейт), этика пэлян (дудка с надрезанным одинарным бьющим язычком), сюмэд пэлян (берестяная дудка); ударные - тотшкэдчан (вид колотушки), сярган (трещотка), пастушеский барабан. Значительное место в быту занимают рус. балалайки и гармошки. На нац. инструментах исполняются звукоподражательные пастушеские наигрыши, охотничьи сигналы, песенные и плясовые наигрыши в форме импровизаций или в куплетно-вариантной форме. В нар. практике, кроме сольной, существует и ансамблевая песенно-инструментальная муз.

Русский муз. фольклор . Сформировался в конце XVI-XVIII в. в среде первопоселенцев - выходцев с Рус. С., из ср.-рус. обл. и Поволжья. В Прикамье и на Ср.У. обнаруживает связи в осн. с сев.-рус., на Юж.У. и в Зауралье - с сев.-рус., ср.-рус. и казачьими традициями. Местная нар.-муз. система вкл. в себя жанры песенного и инструментального фольклора. Ранний пласт образуют приуроченные жанры - обрядовые (календарные, семейно-бытовые) и необрядовые (хороводные, колыбельные, игровые). Среди календарных наиб. древними являются песни святочные, масленичные, троице-семицкие. Важную роль в местном календаре играют необрядовые жанры - хороводные, лирические, частушки, выступающие в значении сезонно приуроченных. Исполняются в осн. детьми, неженатой молодежью, ряжеными (шуликунами). Муз. традиционной свадьбы составляют причитания и песни. Первые, сопровождавшие прощальные эпизоды ритуала, бытуют на У. в сольном и ансамблевом исполнении. Две формы причети могут звучать одновременно. Свадебные песни разделяются на прощальные, величальные, корильные и комментирующие обрядовую ситуацию. Исполняются женскими ансамблями. Связанная с погребальным обрядом похоронная причеть соединяет в напеве пение, плач; нередко сопровождается "хлестанием" - припаданием к могиле, столу и т.п. Исполняются соло. Для обрядовых жанров характерны политекстовые напевы (исполняются с неск. текстами).

К группе необрядовых приуроченных принадлежат хороводные песни. Наиб. типичны 4 хореографические разновидности хороводов: "паровые", "половые", "поцелуйные" (пары ходят по избе вдоль половиц или по кругу и в конце песни целуются); "стенка на стенку" (шеренги девушек и парней попеременно выступают вперед); "круги" (участ. хоровода ходят кругом, либо приплясывают, двигаясь по кругу; иногда содержание песни разыгрывается); "шествия" (участ. свободно идут по улице с пением "походячих", "походенских" песен). Паровые хороводы исполняются в избах на молодежных вечеринках. Остальные, называемые "луговыми", "еланными", водили весной и летом на лугах, нередко приурочивая их к календарным праздникам. Приуроченными являются также колыбельные и пестушки - сольные женские песни, обращенные к ребенку. Во время игр детьми исполняются детские игровые песни, небылицы, потешки.

Неприуроченные жанры имеют более позднее происхождение и нередко обнаруживают влияние гор. песенной культуры. Один из них -лирические проголосные песни, к числу к-рых в местной традиции относятся любовные, рекрутские, ист., тюремные. С проголосной песней связано нар. выражение "качать мотив" - шир., с мелодическими изгибами распевать слова. В наст. время проголосные исполняются женскими, реже - смешанными ансамблями. Плясовые песни бытуют на У. с тремя типами плясок: круговыми, переплясами, кадрилями и их разновидностями (ланцеями и др.). Кадрили исполняются в сопровождении инструментальных наигрышей, под песни или частушки. Распространены кадрили "под язык". Хореография кадрилей основана на смене разл. танцевальных фигур (5-6, реже 7), каждая из к-рых строится на одном ключевом движении. Плясовые песни исполняются соло и ансамблями (вокальными женскими и смешанными, вокально-инструментальными) в разл. бытовой обстановке. Как неприуроченные, а иногда как вторично приуроченные к календарным праздникам, проводам в рекруты, свадьбе бытуют местные частушки ("припевки", "наговорки", "повертушки"). В каждом нас. пункте распространены общерус. и местные частушечные мелодии, именуемые по назв. с. или дер. Нар. исполнители дифференцируют частушечные напевы на скорые ("крутые", "частые", "короткие") и медленные ("растяжные", "пологие", "длинные"). Часто исполняется соло, дуэтом либо группой певцов без сопровождения или под балалайку, гармонику, мандолину, скрипку, гитару, инструменальные ансамбли, "под язык". Среди ур. старообрядцев популярны духовные стихи. Особую обл. муз. фольклора У. составляет нар. инструментальная музыка.

Собирание и иссл. рус. муз. фольклора на У. в конце XIX - нач. XX в. связано с деятельностью УОЛЕ (П.М.Вологодский, П.А.Некрасов, И.Я.Стяжкин), Перм. науч.-пром. муз., Перм. губ. ученой археографической комиссии (Л.Е.Воеводин, В.Н.Серебренников), Рус. геогр. об-ва и Моск. об-ва любителей естествознания (И.В.Некрасов, Ф.Н.Истомин, Г.И.Марков), с сер. XX в. - Ур. гос. консерватории (В.Н.Трамбицкий, Л.Л.Христиансен) и Областного Дома фольклора.

Марийский муз. фольклор . Фольклор восточных марийцев имеет развитую систему традиционных жанров: героический эпос (моктен ойлаш), легенды и предания (осо кызык мейшежан влакын), сказки и шуточные рассказы (йомак кызык ойлымаш), пословицы и поговорки (кулеш мут), загадки (шылташ). Среди песен с действием выделяются: 1) семейно-обрядовые - свадебные (суан муро), колыбельные (ручкымаш), песни марийского этикета; 2) календарные; 3) песни-коротышки (такмак).

Для свадебных песен характерна строгая прикрепленность поэтического текста (муро) к мелодии (сем). Среди восточных марийцев термин муро (песня) бытует в значении поэтических текстов, термин сем (мелодия) - в значении музыкального текста. Из песен, приуроченных к свадебному обряду, относятся: величальные жениху (эрвезе вене), невесте (эрвезе шешке), новобрачным (эрвезе влак), родителям новобрачных и другим официальным действующим лицам, корильные (ончыл шогышо), подруге (шаярмаш муро влак), пожелания (новобрачным, друзьям и подругам), оповещения (увер тармеш). Особую группу в музыкально-песенном фольклоре марийцев составляют песни марийского этикета, которые являются результатом крепких родовых взаимоотношений. Эти песни весьма разнообразны как по тематике стихов, так и мелодий. К ним относятся: гостевые (? уна муро), застольные (порт коклаште муро), уличные (урем муро) песни.

Гостевые песни исполнялись в основном по случаю прихода или приезда гостей. Их можно разделить на следующие тематические группы: пожелания, размышления на нравственно-этические темы, величания, корильные, благодарения, обращенные к кому-либо из присутствующих. Застольные песни (порт коклаште муро) исполнялись, как правило, по праздникам. Для них характерно совместное эмоционально-философское осмысление жизни, желание встретить сочувствие к волнующей теме при отсутствии прямого обращения. Уличные песни (урем муро) исполнялись также в кругу родных, но вне застолья. Среди них: шуточные, философские песни-размышления (о природе, о Боге, о родне и т.д.). Жанровые границы песен марийского этикета очень подвижны. Кроме того, их поэтический текст строго не закреплен за мелодией.

К календарным песням относятся: молитвенные чтения, рождественские, масленичные песни, песни весенне-летних земледельческих работ, включая игровые (модыш муро), луговые (пасу муро), жатвенные (муро туремаш), покосные (шудо солымаш муро); песни сезонных женских работ, как возделывание конопли (кине шулто), пряжа (шудыраш) ткачество (куаш) покраска ткани (чиалташ), вязание (пидаш), вышивание (чоклымаш), посиделочные, весенне-игровые песни.

Большое место в фольклоре восточных мари принадлежит неприуроченному жанру - такмак. По строению они не отличаются от русских частушек, как правило, ограничиваются семи-восьми слоговой основой и имеют, в основном, строгую метрику. Большинство песен - коротышек (такмак), разнообразных по темам и типам, имеют легкий плясовой характер. Другой их части свойственна повествовательность и плавность, которые сближают их с лирической песней.

В группе лирических песен преобладают песни-раздумья (шонымаш), песни-переживания (ойган) и песни без слов. Данный жанр широко бытует преимущественно в женской среде. Его возникновению способствовал особый склад психологии марийцев, которым свойственно одухотворять все явления природы, предметы, растения и животных. Характерной чертой песен-раздумий и песен без слов является их интимность бытования. Часто в основе шонымаш лежит прямое сравнение, иногда противопоставление явлениям в природе. Наиболее часто встречаются раздумья о прошлом, об усопших, о людских пороках, о чувствах к матери, о судьбе, о конце жизни, о разлуке и т.п. Песням - переживаниям присуща (ойган) большая эмоциональность.

К песням социальной лирики относятся солдатские (солдат муро влак) и рекрутские песни. Городской фольклор представляют лирические баллады и романсы.

К традиционным народным танцам относится "веревка" (название дано, очевидно по рисунку пляски, другое название "кумыте" - "втроем"). Танец бытовал как среди молодежи с характерными ритмическими дроблениями, так и среди пожилых (шонго ен влакын куштымо семышт) с медленными движениями и легким "шаркающим" шагом. Характерны также кадрили (кадрели).

Народный музыкальный инструментарий восточных марийцев достаточно обширен, если включать в него не только широко распространенные, но и выходящие из употребления инструменты. В списке музыкальных инструментов, о которых имеются сведения в настоящее время: 1) группа ударных инструментов - барабан (тумвыр), деревянная основа которого обтягивалась бычьей кожей, при игре издавал глухой звук, обычно принято было играть на барабане специальными массивными колотушками (уш), коса (сова), стиральная доска (чылдаран она), стиральная колотушка (чылдаран уш) - разновидность русского валька, деревянные ложки (совла), шумящий инструмент в форме коробочки с ручкой (пу калта), деревянный барабан (пу тумвыр), а также в качестве шумовых инструментов использовались другие различные предметы домашней утвари. 2) группа духовых инструментов с семействами: флейт - шиялташ (свирель) - музыкальный инструмент с 3-6 отверстиями, который изготовлялся из тростникового дерева рябины, клена или коры липы (арыма шушпык - соловей); труб - удыр пуч (девичья труба); кларнетов - шувыр (волынка). Уникальное свойство этого инструмента заключается в отсутствии специальной бурдонной трубки (хотя эту роль и может выполнять одна из трубок). Обе трубки (йытыр) марийской волынки в принципе приспособлены для исполнения мелодии. Традиционно трубки волынки делали из кости ног лебедя или иных длинноногих птиц (цапли, иногда и гусей); туко (рог); чырлык, ордышто, чырлык пуч, умбане (типа жалейки), акаций колта (свистульки); умша ковыж (варган), шерге (расческа).

3) группа струнных инструментов подразделяется на: а) смычковые, к которым относятся музыкальный лук (кон-кон), скрипка (скрыпка) с двумя струнами и смычком из конского волоса, аналогично древнерусскому гудку, на которой было принято играть от колена; б) гусли (кусле) с корпусом полукруглой формы. Кроме того, широким распространением у марийцев пользуются общеизвестные массовые музыкальные инструменты: марийская гармоника (марла гармонь), тальянка, двухрядка, саратовская, минорка.

Удм. муз. фольклор . Истоки удм. нар. музыки восходят к муз. культуре древних праперм. племен. На формирование удм. муз. фольклора оказало влияние иск-во соседних финно-угорских, тюркских, позже рус. народов. Наиб. ранние образцы удм. песенного иск-ва - импровизационные промысловые (охотничьи и бортничьи) песни декламационного склада. Осн. традиционной жанровой системы удмуртов составляют обрядовые песни: земледельческие календарные и семейно-обрядовые - свадебные, гостевые, похоронно-поминальные, рекрутские. С переходом в православие древние языческие обряды испытали его влияние. В удм. необрядовом фольклоре представлены лирические и плясовые песни.

В удм. нар. иск-ве выделяются две осн. локальные традиции -сев. и юж. В жанровой системе сев. традиции преобладают семейно-обрядовые песни, в функции календарных используются рус. песни. Особую обл. составляют многоголосные песенные импровизации без смыслонесущего текста (крезь) и сольные автобиографические (весяк крезь). В системе жанров юж. удмуртов преобладают песни земледельческого календаря: акашка (нач. сева), гершыд (окончание сева), семык (троица) и др. В отличие от сев.-удм. песни юж. исполняются соло или ансамблем в унисон. В стилистике юж.-удм. песен ощутимы тюркские влияния.

Удм. нар. инструменты - крезь, быдзым крезь (гусли, великие гусли), кубыз (скрипка), домбро (домбра), балалайка, мандолина, чипчирган (труба без мундштука), узьы гумы (продольная флейта), тутэктон, скал сюр (пастуший рожок), ымкрезь, ымкубыз (варган), одно- и двухрядная гармонь.

Лит.: Рыбаков С. Музыка и песни у мусульман. СПб., 1897; Лебединский Л.Н. Башкирские народные песни и наигрыши. М., 1965; Ахметов Х., Лебединский Л., Харисов А. Башкирские народные песни. Уфа, 1954; Фоменков М. Башкирские народные песни. Уфа, 1976; Атанова Л. Собиратели и исследователи башкирского музыкального фольклора. Уфа, 1992.

Микушев А.К. Песенное творчество народа коми. Сыктывкар, 1956; Кондратьевы М.И. и С.А. Коми народная песня. М., 1959; Осипов А.Г. Песни народа коми. Сыктывкар, 1964; Микушев А.К., Чисталев П.И. Коми народные песни. Вып. 1-2. Сыктывкар, 1966-1968; Микушев А.К., Чисталев П.И., Рочев Ю.Г. Коми народные песни. Вып.3. Сыктывкар, 1971.

Христиансен Л. Современное народно-песенное творчество Свердловской области. М., 1954; Казанцева М.Г. Взаимодействие профессиональных и народно-песенных традиций (на материале старинных стихов) // Фольклор Урала: Фольклор городов и поселков. Свердловск, 1982; Калужникова Т.И. Традиционный русский музыкальный календарь Среднего Урала. Екатеринбург - Челябинск, 1997; Калужникова Т.И., Липатов В.А. Традиционная свадьба как музыкально-драматическое единство (по современным записям в пос. Билимбай Свердловской области) // Фольклор Урала: Бытование фольклора в современности. Свердловск, 1983; Они же. Драматургия свадебного действа в пос. Билимбай Свердловской области (по записям 1973) // Фольклор Урала: Современный фольклор старых заводов. Свердловск, 1984.

Гиппиус Е.В., Эвальд З.В. Удмуртские народные песни. Ижевск, 1989; Голубкова А.Н. Музыкальная культура советской Удмуртии. Ижевск, 1978; Чуракова Р.А. Удмуртские свадебные песни. Устинов, 1986; Бойкова Е.Б., Владыкина Т.Г. Удмуртский фольклор. Песни южных удмуртов. Ижевск, 1992.

Галина Г.С.Чисталев П.И.Калужникова Т.И.Пронь Л.Г.Нуриева И.М.

• - крупнейшее в России пр-тие ювелирной промышленности, производящее изделия из золота 750 и 583 пробы и серебра 916 и 875 пробы со вставками из драгоценных, полудрагоценных и поделочных камней, выращенных изумрудов...

  Екатеринбург (энциклопедия)

• - наука, изучающая следы и остатки жизнедеятельности конкретно-ист. об-в края древних эпох. Эти следы сохранились в земле, на ее поверхности, на скалах, в виде культ. слоев археол...
• - краеведческая Б. зародилась во второй пол. XIX в. в связи с возросшим интересом к природным ресурсам края. У ее истоков стояли изв. краеведы В.В.Завьялов, Н.К.Чупин, Д.Д.Смышляев. Они составили и...

  Уральская историческая энциклопедия

• - процесс заселения и освоения пустующих и окраинных земель, осн. новых пос., как регулируемый пр-вом, так и стихийный. В нем принимают участие все слои нас., разные национальности и этнические группы...

  Уральская историческая энциклопедия

• - совокупность нац. лит-р на яз. коренных и укорененных народов...

  Уральская историческая энциклопедия

• - комплекс отраслей пром., производящих средства производства и орудия труда для нар. х-ва, транспортные средства, а также предметы потребления и оборонную продукцию...

  Уральская историческая энциклопедия

• - эпоха каменного в., занимающая промежуточное положение между палеолитом и неолитом. Ее основное содержание - адаптация чел. коллективов к природным условиям послеледниковья - голоцена...

  Уральская историческая энциклопедия

• - заключительная стадия каменного в. совпала с теплым и влажным атлантическим периодом...

  Уральская историческая энциклопедия

• - эпоха в археол. периодизации. П. подразделяется на ранний, ср. и поздний, или верхний. На У. известно ок. 50 пам. всех периодов П. Ранний П. представлен на Юж. У. и Ср. У. ...

  Уральская историческая энциклопедия

• - особая группа произв. разл. жанров в рамках нац. фольклора, сформировавшаяся в определенной соц. среде, отражающая ее интересы и пристрастия, опирающаяся на своеобразную эстетику, отличную от той, что ранее...

  Уральская историческая энциклопедия

• - самой многочисл. по числу верующих и по кол-ву храмов на У. является Рус. Православная Церковь...

  Уральская историческая энциклопедия

• - наука о фольклоре, охватывает круг проблем от выявления, собирания и систематизации репертуара до иссл. групп, жанров и отд. произв. устного нар. творчества...

  Уральская историческая энциклопедия

• - переходная эпоха между неолитом и бронз...

  Уральская историческая энциклопедия

• - народное творчество, т. е. былины, сказы, частушки, пословицы, поговорки, загадки, песни и т. п....

  Экология человека. Понятийно-терминологический словарь

• - прил., кол-во синонимов: 3 невежа странный чудной...

  Словарь синонимов

• - сущ., кол-во синонимов: 1 невежа...

  Словарь синонимов

"Фольклор музыкальный Урала" в книгах

От Урала до «чугунки»

Из книги Дар бесценный автора Кончаловская Наталья

От Урала до «чугунки» Вот уж никогда не думали Вася с Митей, что Хейн, такой осторожный, так следивший за ними, сам свалился на три недели в тяжелой простуде. Пришлось отпустить ямщиков. Осетров выгрузили, упаковали в рогожи и сдали на хранение в погреба при гостинице.

Парень с Урала

Из книги Московские встречи автора Рахилло Иван Спиридонович

Парень с Урала Майским утром мне позвонили по телефону:- Разбился Серов.- Как, разбился?Несчастье не укладывалось в сознании.- Разбился вместе с Полиной Осипенко во время тренировочного полёта в закрытой кабине. Недалеко от Москвы. Подготовься к выступлению по

X. НА БЕРЕГАХ УРАЛА

Из книги Тарас Шевченко автора Хинкулов Леонид Федорович

X. НА БЕРЕГАХ УРАЛА Передовая общественность России восприняла расправу с украинскими «славянистами» как вопиющее преступление самодержавия против прогрессивной человеческой мысли: после декабристов и польских революционеров тридцатых годов кирилломефодиевцы были

«Завоевание Урала»

Из книги Артем автора Могилевский Борис Львович

«Завоевание Урала» Развитие капитализма на Урале, старейшем горнопромышленном районе России, происходило особым, отличным от других районов путем.До отмены крепостного права промышленность Урала почти целиком была основана на труде крепостных. Пережитки

ОТ УРАЛА ДО АТЛАНТИКИ

Из книги Без обезьяны автора Подольный Роман Григорьевич

ОТ УРАЛА ДО АТЛАНТИКИ Тридцать или сорок тысяч лет назад незадолго до того появившийся на земле человек разумный уже добрался до Англии, тогда ещё, видимо, не успевшей стать островом. В ту же пору человек и в западной и в восточной Европе дошёл до южного края ледника. На

Музыкальный фольклор

Из книги Чеченцы автора Нунуев С.-Х. М.

Музыкальный фольклор Чеченский музыкальный фольклор своей яркостью и самобытностью уже давно привлекал внимание русских и советских композиторов.Первые записи чеченского музыкального фольклора сделаны в середине XIX века, русским ссыльным на Кавказ декабристом,

Зори Урала

Из книги Поют черноморские волны автора Крупаткин Борис Львович

Зори Урала Главное действующее лицо «Уральских зорь» Михаил Андреев является одним из немногих героев этой книги, с которым автору, к сожалению, не довелось встречаться лично. Но вот уже ряд лет я вновь и вновь возвращаюсь к изумительной истории его жизни, и каждая новая

ВОЛНА С УРАЛА

Из книги Подводная уральская автора Сорокин Василий Николаевич

ВОЛНА С УРАЛА Редко когда дойдет на Южный Урал теплота Гольфстрима. Стылой была здесь и вторая военная зима.Ветер обжигал лица. Временами показывалось бледное солнце и вновь исчезало, словно боялось озябнуть. Ночью звезды холодно мерцали в морозном небе. И только над

Глава 3 Музыкальный фольклор в начальной школе

Из книги Теория и методика музыкального образования. Учебное пособие автора Безбородова Людмила Александровна

Глава 3 Музыкальный фольклор в начальной школе Повернуться лицом к кладезю народной мудрости: народной песне, музыке, танцу, устному поэтическому творчеству, обрядовой культуре, декоративно-прикладному искусству – одно из приоритетных направлений современной

Стандарт Урала

Из книги Золотые сорта плодовых культур автора Фатьянов Владислав Иванович

Стандарт Урала Сорт получен на Свердловской опытной станции садоводства Уральского НИИСХ из семян неизвестного сорта от свободного опыления. Находится в производстве в Волго-Вятском регионе.Растет в виде куста, выделяется высокой зимостойкостью, среднерослый, форма

Присоединение Урала

Из книги Другая история Российской империи. От Петра до Павла [= Забытая история Российской империи. От Петра I до Павла I] автора Кеслер Ярослав Аркадьевич

Присоединение Урала На французской карте 1706 года (издание французской Академии наук) восточная граница Московии с Сибирью проходит от Белого моря по реке Мезень, далее на юг, пересекая Северные Увалы и Волгу у Нижнего Новгорода, далее вверх по Оке до Касимова (а не вниз по

Россыпи Урала

Из книги Очерк о золоте автора Максимов Михаил Маркович

Россыпи Урала Открытие Л. И. Брусницына В XIX в. основное количество золота в России стало добываться уже из россыпей, хотя россыпное золото в руки русских людей не давалось очень долго.Еще в 1761 г. было написано и подано «В Правительствующий сенат нижайшее доношение от

Устный и музыкальный фольклор

Из книги автора

Устный и музыкальный фольклор Устная народная традиция в Восточных Альпах, как на территории Словении, так и Германии, свидетельствует о древних истоках. У словенцев все это еще недостаточно исследовано и обработано.Примером такого рода традиции является народная

Клангбоген («Звонкая Радуга», Klangbogen), летний музыкальный фестиваль. Продажа билетов в «Театре-на-Вене». Тел. 58830-661. Остеркланг («Пасхальный звон», Osterklang), весенний музыкальный фестиваль. Продажа билетов в «Театре-на-Вене», тел. 58830660, или по адресу Stadiongasse, 9, 1-й округ, тел. 5

Из книги Вена. Путеводитель автора Штриглер Эвелин

Клангбоген («Звонкая Радуга», Klangbogen), летний музыкальный фестиваль. Продажа билетов в «Театре-на-Вене». Тел. 58830-661. Остеркланг («Пасхальный звон», Osterklang), весенний музыкальный фестиваль. Продажа билетов в «Театре-на-Вене», тел. 58830660, или по адресу Stadiongasse, 9, 1-й округ, тел. 58885.

…и до Урала

Из книги Всевидящее око фюрера [Дальняя разведка люфтваффе на Восточном фронте, 1941–1943] автора Дегтев Дмитрий Михайлович

…и до Урала В начале августа потрепанные авиагруппы продолжали действовать на всем огромном фронте. Они фотографировали железные дороги, оборонительные рубежи и передвижения войск, предоставляя в распоряжение командования хоть и не исчерпывающие, но все же достаточно

Фольклор музыкальный Урала

Фольклор музыкальный Урала - многонац. по характеру, что обусловлено пестротой нац. состава нас. региона. Ареалы расселения народов на тер. У. переплетены между собой, это способствует возникновению разл. этнических контактов, проявляющихся и в муз. фольклоре. Наиб. изучены башк., коми, удм., рус. муз.-фольк. традиции.

Башк. муз. фольклор . Корни башк. фольклора - в культуре тюркских скотоводческих племен, живших на юж. У. с конца IX до нач. XIX в. В фольклоре башкир соединились отголоски языческих и мусульманских верований. Осн. праздники приходились на весну и лето; канун полевых работ отмечался сабантуем -праздником плуга. В числе песенных жанров - эпические, обрядовые, протяжные лирические, плясовые, частушки.

Древний эпический жанр - кубаиры, использовался нар. сказателями сэсэнами. Сочетание стихотворного и прозаического изложения характерно для иртэков. Баиты - лирико-эпические сюжетные песни-сказы (XVIII-XIX вв.). Эпические песни имеют речитативную мелодику (хамак-кюй) и нередко исполнялись в сопровождении домбры. Обрядовый фольклор представлен свадебными песнями (причитаниями невесты - сенляу и ее величанием - теляк). Сложная ритмическая основа, орнаментальность свойственны протяжным песням и инструментальным импровизациям башкир (озонкюй или узун-кюй - долгий напев). Плясовые песни и программно-изобразительные инструментальные пьесы - кыска-кюй (короткий напев). К их числу относятся и такмаки - род частушек, нередко сопровождающихся пляской.

Ладовую основу башк. песен и наигрышей составляет пентатоника с элементами диатоники. Большинство муз. жанров одноголосны. Двухголосие характерно для иск-ва узляу (игры горлом) - пения для игры на курае, где один исполнитель одноврем. интонирует бурдонный бас и мелодию, состоящую из звуков обертонового ряда.

Традиционные башк. инструменты - смычковый кыл кумыз, курай (тростниковая продольная флейта), кубыз (варган).

Коми муз. фольклор составляют след. песенные жанры: трудовые, семейно-бытовые, лирические и детские песни, причитания и частушки. Бытуют и местные формы - ижевские трудовые песни-импровизации, севернокоми богатырский эпос, вымские и верхневычегодские эпические песни и баллады.

Распространено сольное и ансамблевое пение, обычно двух- или трехголосное.

Народные инструменты: 3-струнный сигудэк (смычковый и щипковый); брунган - 4- и 5-струнный ударный инструмент; духовые - чипсаны и пэляны (дудки, разновидность многоствольных флейт), этика пэлян (дудка с надрезанным одинарным бьющим язычком), сюмэд пэлян (берестяная дудка); ударные - тотшкэдчан (вид колотушки), сярган (трещотка), пастушеский барабан. Значительное место в быту занимают рус. балалайки и гармошки. На нац. инструментах исполняются звукоподражательные пастушеские наигрыши, охотничьи сигналы, песенные и плясовые наигрыши в форме импровизаций или в куплетно-вариантной форме. В нар. практике, кроме сольной, существует и ансамблевая песенно-инструментальная муз.

Русский муз. фольклор . Сформировался в конце XVI-XVIII в. в среде первопоселенцев - выходцев с Рус. С., из ср.-рус. обл. и Поволжья. В Прикамье и на Ср.У. обнаруживает связи в осн. с сев.-рус., на Юж.У. и в Зауралье - с сев.-рус., ср.-рус. и казачьими традициями. Местная нар.-муз. система вкл. в себя жанры песенного и инструментального фольклора. Ранний пласт образуют приуроченные жанры - обрядовые (календарные, семейно-бытовые) и необрядовые (хороводные, колыбельные, игровые). Среди календарных наиб. древними являются песни святочные, масленичные, троице-семицкие. Важную роль в местном календаре играют необрядовые жанры - хороводные, лирические, частушки, выступающие в значении сезонно приуроченных. Исполняются в осн. детьми, неженатой молодежью, ряжеными (шуликунами). Муз. традиционной свадьбы составляют причитания и песни. Первые, сопровождавшие прощальные эпизоды ритуала, бытуют на У. в сольном и ансамблевом исполнении. Две формы причети могут звучать одновременно. Свадебные песни разделяются на прощальные, величальные, корильные и комментирующие обрядовую ситуацию. Исполняются женскими ансамблями. Связанная с погребальным обрядом похоронная причеть соединяет в напеве пение, плач; нередко сопровождается "хлестанием" - припаданием к могиле, столу и т.п. Исполняются соло. Для обрядовых жанров характерны политекстовые напевы (исполняются с неск. текстами).

К группе необрядовых приуроченных принадлежат хороводные песни. Наиб. типичны 4 хореографические разновидности хороводов: "паровые", "половые", "поцелуйные" (пары ходят по избе вдоль половиц или по кругу и в конце песни целуются); "стенка на стенку" (шеренги девушек и парней попеременно выступают вперед); "круги" (участ. хоровода ходят кругом, либо приплясывают, двигаясь по кругу; иногда содержание песни разыгрывается); "шествия" (участ. свободно идут по улице с пением "походячих", "походенских" песен). Паровые хороводы исполняются в избах на молодежных вечеринках. Остальные, называемые "луговыми", "еланными", водили весной и летом на лугах, нередко приурочивая их к календарным праздникам. Приуроченными являются также колыбельные и пестушки - сольные женские песни, обращенные к ребенку. Во время игр детьми исполняются детские игровые песни, небылицы, потешки.

Неприуроченные жанры имеют более позднее происхождение и нередко обнаруживают влияние гор. песенной культуры. Один из них -лирические проголосные песни, к числу к-рых в местной традиции относятся любовные, рекрутские, ист., тюремные. С проголосной песней связано нар. выражение "качать мотив" - шир., с мелодическими изгибами распевать слова. В наст. время проголосные исполняются женскими, реже - смешанными ансамблями. Плясовые песни бытуют на У. с тремя типами плясок: круговыми, переплясами, кадрилями и их разновидностями (ланцеями и др.). Кадрили исполняются в сопровождении инструментальных наигрышей, под песни или частушки. Распространены кадрили "под язык". Хореография кадрилей основана на смене разл. танцевальных фигур (5-6, реже 7), каждая из к-рых строится на одном ключевом движении. Плясовые песни исполняются соло и ансамблями (вокальными женскими и смешанными, вокально-инструментальными) в разл. бытовой обстановке. Как неприуроченные, а иногда как вторично приуроченные к календарным праздникам, проводам в рекруты, свадьбе бытуют местные частушки ("припевки", "наговорки", "повертушки"). В каждом нас. пункте распространены общерус. и местные частушечные мелодии, именуемые по назв. с. или дер. Нар. исполнители дифференцируют частушечные напевы на скорые ("крутые", "частые ", "короткие") и медленные ("растяжные", "пологие", "длинные"). Часто исполняется соло, дуэтом либо группой певцов без сопровождения или под балалайку, гармонику, мандолину, скрипку, гитару, инструменальные ансамбли, "под язык". Среди ур. старообрядцев популярны духовные стихи. Особую обл. муз. фольклора У. составляет нар. инструментальная музыка.

Собирание и иссл. рус. муз. фольклора на У. в конце XIX - нач. XX в. связано с деятельностью УОЛЕ (П.М.Вологодский, П.А.Некрасов, И.Я.Стяжкин), Перм. науч.-пром. муз., Перм. губ. ученой археографической комиссии (Л.Е.Воеводин, В.Н.Серебренников), Рус. геогр. об-ва и Моск. об-ва любителей естествознания (И.В.Некрасов, Ф.Н.Истомин, Г.И.Марков), с сер. XX в. - Ур. гос. консерватории (В.Н.Трамбицкий, Л.Л.Христиансен) и Областного Дома фольклора.

Марийский муз. фольклор . Фольклор восточных марийцев имеет развитую систему традиционных жанров: героический эпос (моктен ойлаш), легенды и предания (осо кызык мейшежан влакын), сказки и шуточные рассказы (йомак кызык ойлымаш), пословицы и поговорки (кулеш мут), загадки (шылташ). Среди песен с действием выделяются: 1) семейно-обрядовые - свадебные (суан муро), колыбельные (ручкымаш), песни марийского этикета; 2) календарные; 3) песни-коротышки (такмак).

Для свадебных песен характерна строгая прикрепленность поэтического текста (муро) к мелодии (сем). Среди восточных марийцев термин муро (песня) бытует в значении поэтических текстов, термин сем (мелодия) - в значении музыкального текста. Из песен, приуроченных к свадебному обряду, относятся: величальные жениху (эрвезе вене), невесте (эрвезе шешке), новобрачным (эрвезе влак), родителям новобрачных и другим официальным действующим лицам, корильные (ончыл шогышо), подруге (шаярмаш муро влак), пожелания (новобрачным, друзьям и подругам), оповещения (увер тармеш). Особую группу в музыкально-песенном фольклоре марийцев составляют песни марийского этикета, которые являются результатом крепких родовых взаимоотношений. Эти песни весьма разнообразны как по тематике стихов, так и мелодий. К ним относятся: гостевые (? уна муро), застольные (порт коклаште муро), уличные (урем муро) песни.

Гостевые песни исполнялись в основном по случаю прихода или приезда гостей. Их можно разделить на следующие тематические группы: пожелания, размышления на нравственно-этические темы, величания, корильные, благодарения, обращенные к кому-либо из присутствующих. Застольные песни (порт коклаште муро) исполнялись, как правило, по праздникам. Для них характерно совместное эмоционально-философское осмысление жизни, желание встретить сочувствие к волнующей теме при отсутствии прямого обращения. Уличные песни (урем муро) исполнялись также в кругу родных, но вне застолья. Среди них: шуточные, философские песни-размышления (о природе, о Боге, о родне и т.д.). Жанровые границы песен марийского этикета очень подвижны. Кроме того, их поэтический текст строго не закреплен за мелодией.

К календарным песням относятся: молитвенные чтения, рождественские, масленичные песни, песни весенне-летних земледельческих работ, включая игровые (модыш муро), луговые (пасу муро), жатвенные (муро туремаш), покосные (шудо солымаш муро); песни сезонных женских работ, как возделывание конопли (кине шулто), пряжа (шудыраш) ткачество (куаш) покраска ткани (чиалташ), вязание (пидаш), вышивание (чоклымаш), посиделочные, весенне-игровые песни.

Большое место в фольклоре восточных мари принадлежит неприуроченному жанру - такмак. По строению они не отличаются от русских частушек, как правило, ограничиваются семи-восьми слоговой основой и имеют, в основном, строгую метрику. Большинство песен - коротышек (такмак), разнообразных по темам и типам, имеют легкий плясовой характер. Другой их части свойственна повествовательность и плавность, которые сближают их с лирической песней.

В группе лирических песен преобладают песни-раздумья (шонымаш), песни-переживания (ойган) и песни без слов. Данный жанр широко бытует преимущественно в женской среде. Его возникновению способствовал особый склад психологии марийцев, которым свойственно одухотворять все явления природы, предметы, растения и животных. Характерной чертой песен-раздумий и песен без слов является их интимность бытования. Часто в основе шонымаш лежит прямое сравнение, иногда противопоставление явлениям в природе. Наиболее часто встречаются раздумья о прошлом, об усопших, о людских пороках, о чувствах к матери, о судьбе, о конце жизни, о разлуке и т.п. Песням - переживаниям присуща (ойган) большая эмоциональность.

К песням социальной лирики относятся солдатские (солдат муро влак) и рекрутские песни. Городской фольклор представляют лирические баллады и романсы.

К традиционным народным танцам относится "веревка" (название дано, очевидно по рисунку пляски, другое название "кумыте" - "втроем"). Танец бытовал как среди молодежи с характерными ритмическими дроблениями, так и среди пожилых (шонго ен влакын куштымо семышт) с медленными движениями и легким "шаркающим" шагом. Характерны также кадрили (кадрели).

Народный музыкальный инструментарий восточных марийцев достаточно обширен, если включать в него не только широко распространенные, но и выходящие из употребления инструменты. В списке музыкальных инструментов, о которых имеются сведения в настоящее время: 1) группа ударных инструментов - барабан (тумвыр), деревянная основа которого обтягивалась бычьей кожей, при игре издавал глухой звук, обычно принято было играть на барабане специальными массивными колотушками (уш), коса (сова), стиральная доска (чылдаран она), стиральная колотушка (чылдаран уш) - разновидность русского валька, деревянные ложки (совла), шумящий инструмент в форме коробочки с ручкой (пу калта), деревянный барабан (пу тумвыр), а также в качестве шумовых инструментов использовались другие различные предметы домашней утвари. 2) группа духовых инструментов с семействами: флейт - шиялташ (свирель) - музыкальный инструмент с 3-6 отверстиями, который изготовлялся из тростникового дерева рябины, клена или коры липы (арыма шушпык - соловей); труб - удыр пуч (девичья труба); кларнетов - шувыр (волынка). Уникальное свойство этого инструмента заключается в отсутствии специальной бурдонной трубки (хотя эту роль и может выполнять одна из трубок). Обе трубки (йытыр) марийской волынки в принципе приспособлены для исполнения мелодии. Традиционно трубки волынки делали из кости ног лебедя или иных длинноногих птиц (цапли, иногда и гусей); туко (рог); чырлык, ордышто, чырлык пуч, умбане (типа жалейки), акаций колта (свистульки); умша ковыж (варган), шерге (расческа).

3) группа струнных инструментов подразделяется на: а) смычковые, к которым относятся музыкальный лук (кон-кон), скрипка (скрыпка) с двумя струнами и смычком из конского волоса, аналогично древнерусскому гудку, на которой было принято играть от колена; б) гусли (кусле) с корпусом полукруглой формы. Кроме того, широким распространением у марийцев пользуются общеизвестные массовые музыкальные инструменты: марийская гармоника (марла гармонь), тальянка, двухрядка, саратовская, минорка.

Удм. муз. фольклор . Истоки удм. нар. музыки восходят к муз. культуре древних праперм. племен. На формирование удм. муз. фольклора оказало влияние иск-во соседних финно-угорских, тюркских, позже рус. народов. Наиб. ранние образцы удм. песенного иск-ва - импровизационные промысловые (охотничьи и бортничьи) песни декламационного склада. Осн. традиционной жанровой системы удмуртов составляют обрядовые песни: земледельческие календарные и семейно-обрядовые - свадебные, гостевые, похоронно-поминальные, рекрутские. С переходом в православие древние языческие обряды испытали его влияние. В удм. необрядовом фольклоре представлены лирические и плясовые песни.

В удм. нар. иск-ве выделяются две осн. локальные традиции -сев. и юж. В жанровой системе сев. традиции преобладают семейно-обрядовые песни, в функции календарных используются рус. песни. Особую обл. составляют многоголосные песенные импровизации без смыслонесущего текста (крезь) и сольные автобиографические (весяк крезь). В системе жанров юж. удмуртов преобладают песни земледельческого календаря: акашка (нач. сева), гершыд (окончание сева), семык (троица) и др. В отличие от сев.-удм. песни юж. исполняются соло или ансамблем в унисон. В стилистике юж.-удм. песен ощутимы тюркские влияния.

Удм. нар. инструменты - крезь, быдзым крезь (гусли, великие гусли), кубыз (скрипка), домбро (домбра), балалайка, мандолина, чипчирган (труба без мундштука), узьы гумы (продольная флейта), тутэктон, скал сюр (пастуший рожок), ымкрезь, ымкубыз (варган), одно- и двухрядная гармонь.

Лит.: Рыбаков С. Музыка и песни у мусульман. СПб., 1897; Лебединский Л.Н. Башкирские народные песни и наигрыши. М., 1965; Ахметов Х., Лебединский Л., Харисов А. Башкирские народные песни. Уфа, 1954; Фоменков М. Башкирские народные песни. Уфа, 1976; Атанова Л. Собиратели и исследователи башкирского музыкального фольклора. Уфа, 1992.

Микушев А.К. Песенное творчество народа коми. Сыктывкар, 1956; Кондратьевы М.И. и С.А. Коми народная песня. М., 1959; Осипов А.Г. Песни народа коми. Сыктывкар, 1964; Микушев А.К., Чисталев П.И. Коми народные песни. Вып. 1-2. Сыктывкар, 1966-1968; Микушев А.К., Чисталев П.И., Рочев Ю.Г. Коми народные песни. Вып.3. Сыктывкар, 1971.

Христиансен Л. Современное народно-песенное творчество Свердловской области. М., 1954; Казанцева М.Г. Взаимодействие профессиональных и народно-песенных традиций (на материале старинных стихов) // Фольклор Урала: Фольклор городов и поселков. Свердловск, 1982; Калужникова Т.И. Традиционный русский музыкальный календарь Среднего Урала. Екатеринбург - Челябинск, 1997; Калужникова Т.И., Липатов В.А. Традиционная свадьба как музыкально-драматическое единство (по современным записям в пос. Билимбай Свердловской области) // Фольклор Урала: Бытование фольклора в современности. Свердловск, 1983; Они же. Драматургия свадебного действа в пос. Билимбай Свердловской области (по записям 1973) // Фольклор Урала: Современный фольклор старых заводов. Свердловск, 1984.

Гиппиус Е.В., Эвальд З.В. Удмуртские народные песни. Ижевск, 1989; Голубкова А.Н. Музыкальная культура советской Удмуртии. Ижевск, 1978; Чуракова Р.А. Удмуртские свадебные песни. Устинов, 1986; Бойкова Е.Б., Владыкина Т.Г. Удмуртский фольклор. Песни южных удмуртов. Ижевск, 1992.

Галина Г.С.Чисталев П.И.Калужникова Т.И.Пронь Л.Г.Нуриева И.М.

Вам могут быть интересны следующие материалы

Инструкции

Windows

Вконтакте

Советы

Instagram

Ошибки

© 2024 Windows. Инструкции. Программы. Железо. Ошибки